Джим Джармуш. Стихи и музыка - страница 5

Спасутся – и неведомо, надолго ли, – исключительно наблюдатели, эскаписты, беглецы. Отшельник Боб, которому полицейские наносят визит в первой же сцене фильма, наблюдает за млекопитающими, насекомыми, птицами, движением планет и предсказывает конец света раньше всех; ему же Джармуш поручает отыскать на бывшем туристическом привале кем-то забытый потрепанный том «Моби Дика», главного американского эпоса о безнадежной схватке человека со злом. Группа тинейджеров из центра для малолетних правонарушителей тоже бежит в лес, вотчину Боба, и ускользает от мертвецов, поскольку разумно не вступает с ними в битву. Выживут только отшельники.

В любом случае, все они – не герои. Здесь есть только город-герой Центровилль, важнейший и подлинный персонаж картины. Когда-то такой архетипический городок с единственной центральной улицей был стартовой точкой пути счетовода Уильяма Блейка в «Мертвеце». Покидая его, тот одновременно начинал умирать и оживал в ином смысле, пробуждаясь для внутренней, до той поры незнакомой ему жизни. Эти маленькие городки появлялись и в других фильмах Джармуша, но лишь для того, чтобы из них можно было уйти или убежать. Ведь каждая из его предыдущих картин, без исключений, построена на путешествии. Иногда далеком и сложном – как в «Отпуске без конца», «Мертвеце», «Пределах контроля». Иногда близком – как в «Страннее, чем рай», «Вниз по закону», «Таинственном поезде». Иногда почти миражном, и все же требовавшем неостановимого движения, как в «Ночи на Земле», «Псе-призраке» и «Патерсоне». «Мертвые не умирают» – фильм, прочно укорененный в Центровилле, от которого далеко не уйдет никто из жителей. Они привязаны к нему, как мертвые к своим могилам.

Кстати, и синефилия здесь – такая же братская могила для тех, кто оплакивает прошлое кинематографа, сетуя о его деградации в наши дни: на одной из могил кладбища Центровилля вдруг прочитывается имя Сэмуэля Фуллера, одного из кумиров Джармуша. Это не единственная знаковая кинофамилия в фильме – список представителен, от Мурнау до Ромеро, – и читается как мартиролог.

За год до «Мертвые не умирают» вышла документальная лента, посвященная памяти великого голландского оператора Робби Мюллера «Проживая свет»; в память о своем многолетнем соратнике Джармуш написал для нее оригинальную музыку. Мюллер отвечал за самые просветленные и метафизические его картины – «Вниз по закону», «Таинственный поезд», «Мертвеца», «Пса-призрака». «Мертвые не умирают» снимал другой постоянный оператор Джармуша – Фредерик Элмс, специалист по заземленности, ироничному поиску отсветов нездешних красок в провинциальных пейзажах «маленькой Америки». С его привычным узнаваемым методом нарочито контрастирует лишь апокалиптическая Луна. Одинаково растерянные живые и мертвые в ее призрачном свете не слишком друг от друга отличаются.

Они бродят по родному городу, и скучная, утомительная мысль о выживании пульсирует в сознании еще живых не менее монотонно, чем в разложившихся мозгах зомби, – мысль о том, что было им дороже всего при жизни: «игрушки» и «леденцы» у детей, «теннис» и «футбол» у спортсменов, у прочих – «кабельное», «смартфоны», «вайфай»… Мир материального, которое превратилось в россыпь фикций, абстрактных идей об обладании, невозможность которого заставляет мертвых вгрызаться в кишки живым.

Нельзя не вспомнить: Джармуш всегда любил снимать кино о жизни после смерти. Весь «Мертвец» именно об этом, в «Таинственном поезде» появляется призрак Элвиса Пресли, иные фантомы наполняют пространства «Ночи на Земле», «Пса-призрака», «Выживут только любовники». Но «Мертвые не умирают» – фильм не о духе, веющем где хочет, а о телах, лишенных духа. О высохших в упрямый, не желающий рассыпаться, прах оболочках, из которых ушла вся влага и всё движение, ушли загадка и надежда. Больше о прижизненной смерти, нежели о загробной жизни. Поэтому так мало в нем привычной Джармушу нежности, трепетности, тепла. Мертвые не согревают.

В апокалиптическом эпосе Ларса фон Триера «Меланхолия», где одноименная планета (так похожая на джармушевскую Луну) уничтожала нашу планету, отходной молитвой гремела прелюдия Вагнера к «Тристану и Изольде». Не склонный к пафосу Джармуш обходится без прощального катарсиса, запуская в очередной раз опостылевшую, выученную к этому моменту наизусть даже зрителями, балладу. Смерть – это не конец; смерть – это бесконечное повторение.