Джими Хендрикс, история брата - страница 48

стр.

— Отец, — воскликнул я. — Это же Бастер.

— Ха! О чём ты говоришь? — обратил на меня внимание отец.

В этот момент он натягивал свои сапоги и мысли его были далеко.

— Пошли, бери свои инструменты, пора идти на работу.

— Нет, серьёзно, это он! Помнишь, когда он звонил из Лондона, он сказал, что собирается выступать под именем Джими Хендрикс Экспириенс? Это он играет за стенкой!

Отец замер посреди гостиной и стал прислушиваться.

— Пошли, — пробормотал он. — Ты шутишь, этого не может быть.

— Нет, говорю я тебе, это он, — продолжал настаивать я, выходя из квартиры.

Я пересёк холл и стал стучаться в соседскую дверь. Дверь открыл парень, облако дыма выплыло за ним из комнаты и в нос ударил едкий запах травы. Они со своей подружкой, Корнфлейк, были самыми что ни на есть детьми цветов и включали музыку на полную громкость, когда сидели дома.

— Эй, что за пластинку вы слушаете? — прокричал я, пытаясь услышать свой голос на фоне грохочущей музыки. Мне было не сдержать своё возбуждение.

Парень жестом показал внутрь комнаты:

— А…, эта? Это Джими Хендрикс.

— Ого, дружище, это же мой брат! — вскричал я, заметив поблескивающий чёрный диск, вращающийся на проигрывателе.

Я проскользнул внутрь, на диване, поджав под себя ноги, сидела Корнфлейк, держа в руках самокрутку с травой. Она выпустила в мою сторону кольца дыма:

— Ниииииииииииии в кооооооооооем раааааааааааазе, — протянула она.

Они всерьёз подумали, что я их разыгрываю, но когда её взгляд сфокусировался на конверте, лежащем на журнальном столике, её глаза чуть не выскочили из орбит:

— О, мой Бог! Ты только посмотри на него!

Многие не находят никакого сходства между мной и Бастером, но это не так, у нас очень много общих черт. Хотя наши волосы и черты лица отличаются, но комплекцией мы очень схожи. У нас одинаковый рост и вес. И мы одинаково тощие.

Пластинка называлась Are You Experienced и проигрывали они её безостановочно. Мозги их взорвались, когда они осознали, кто их соседи — брат и отец Джими Хендрикса. Я уговорил дать мне ненадолго пластинку, чтобы показать отцу. Он не поверил ни одному моему слову, пока сам не поставил пластинку на проигрыватель и не узнал голос Бастера.

С открытым ртом он стоял, рассматривая обложку: на фотографии с искажёнными краями, она снята была рыбьим глазом, были Бастер и два его новых товарища, фон сзади был ярко–жёлтый с пухлыми фиолетовыми буквами названия.

— О, мой Бог. Это на самом деле он. Это Бастер, мой мальчик.

Перевернув обложку, он взглянул на другую большую чёрно–белую фотографию группы. Должно быть, раз двадцать он крутил в руках конверт, прежде чем из глаз полились слёзы. И как бы не вертел он конверт, ото всюду на отца смотрел его сын, Джими, в ореоле своей психоделической славы.

Разглядывание обложки оказало и на меня должный эффект. Уверенность брата дала во мне всходы. Если мой брат добился в этом мире желаемого, что мешает мне сделать то же? Может и моя звезда зажжётся так же ярко. Детьми я всегда чувствовал увереннее рядом с братом. И вот, он очередной раз вдохнул в меня веру в себя, даже будучи на другом конце света.

В этот день мы с отцом на работу не пошли, а Корнфлейк со своим парнем перебрались к нам и Джун всем нам сделала чай. Мы прослушали пластинку Бастера с начала до конца и после Are You Experienced? ребята настояли на том, чтобы мы оставили её себе. Но как только затих последний аккорд, настроение отца как всегда поменялось. Бастер выпустил пластинку, да ещё со своим портретом на обложке, отец казался от этого несколько обескураженным, но серьёзно к этому не отнёсся. Для него, не имело никакого значения, что говорят вокруг, он по–прежнему считал занятие музыкой не настоящей работой.

— Ну, — начал он, поднимаясь с дивана, — кто знает? Пластинок много.

Но Джун с этого дня словно подменили, она стала послушной японской женой. Визги с её стороны прекратились и ни одной драки между ними уже больше не было, всё волшебным образом разрешилось и мир установился в семье. Я не придал тогда этому значения. У меня не было обыкновения встревать в их отношения и их ссоры улетучились из моего сознание на многие месяцы. Я просто наслаждался миром и тишиной домашнего очага.