Джими Хендрикс, история брата - страница 51

стр.

После нескольких удачных крупных ограблений, проведённых нашей бандой, таких как расчистка местных еврейских магазинов Вайсфельда и Бен–Бриджес, мы познакомились со всеми центровыми заправилами, настоящими гангстерами, без них невозможно было превратить товар в деньги. Выручили мы тогда 15–20 тысяч, которые тут же поделили между собой.

Можно не сомневаться, что детективы Вальтер и Хайтауэр не найдут вас на следующий же день после ограбления и их небольшие две собаки не обнюхают ваши пятки.

— Вы, парни, думаете, что вы хитры, так ведь, а? — однажды подошёл к нам детектив Хайтауэр. — Вам просто везёт. Но знайте, однажды мы вас поймаем.

И сколь угодно ни были страшны их угрозы, никто не боялся этих двоих детективов. Им пришлось бы пошевелиться, когда мы не спим, а это обыкновенно происходило в ранние часы. И чем страшнее были их угрозы, тем смешнее были их попытки собрать на нас какой–нибудь материал. И мы продолжали самозабвенно думать, что никто и ничто не сможет нас остановить. Даже когда мы беззаботно утюжили улицы, никто вокруг не мог предположить, чем мы заняты были на самом деле. Не было предела нашей наглости, и когда что–нибудь в витрине магазина привлекало внимание одного из нас, замок тут же слетал. Пять секунд нам требовалось, чтобы проникнуть внутрь, и пятнадцать, чтобы выйти наружу с полными руками.

В моих карманах не убывало денег, я начал одеваться в Божественном, дорогом фешенебельном магазине. Я стал так часто там бывать, что сдружился со многими продавцами. Дни, когда я носил одежду с чужого плеча, далеко ушли в прошлое. Теперь на мне были исключительно шёлковые рубашки, дорогие костюмы и туфли из крокодиловой кожи. Все дамы оборачивались, когда я проходил мимо. Я приобрёл огромную популярность и у меня на руке обязательно висела какая–нибудь красотка, когда я входил в клуб.

Обычно меня можно было найти в Грин–Фелт или в клубе 211. Я быстро обнаружил, что многие играют в бильярд гораздо сильнее меня. Сколько себя помню, я гоняю шары, а тут приходит парень, да ещё даёт мне фору в несколько шаров и утирает мне нос. И я, вместо того, чтобы оттачивать своё мастерство и у всех выигрывать, решил бежать от конкуренции и вернуться на улицу. Я познакомился с двумя виртуозами бильярда, одного звали Айсбергом Слимом, другого Коротышкой, вместе мы стали делать хорошие деньги. Казалось, это будет вечно, мы всё время выигрывали. И когда бильярд пустел, страсти разгорались вокруг костей, где ставки были необыкновенно высоки.

В добавление к тому, что я приносил с улицы, брат прислал нам с отцом денег. Присланных телеграфом денег хватило на новый дом в Сиворд—Парке. И хотя это был большой шаг и у меня там была своя спальня вместо раскладного дивана в гостиной, я по–прежнему редко бывал дома. Для отца новый дом значил гораздо больше — впервые мы смогли переехать из центра в фешенебельный район с состоятельными соседями.

На подходе был 1968 год и весь Сиэтл обклеили афишами с восклицательными знаками, что наконец–то Джими даст концерт в родном городе. Новость постоянно передавали по радио и все газеты были полны статьями о Джими. Подобное взрыву выступление брата на летнем фестивале в Монтерее привело в шок весь музыкальный мир, а его пластинка Are You Experienced взлетела на самую вершину горячих списков. Невозможно было включить радио, чтобы ни услышать Purple Haze, Foxey Lady или Hey Joe. Его признали. Мой брат стал величайшей рок–звездой планеты. Успех, к которому он так долго шёл. И от одного сознания, что я скоро увижу брата, меня всего трясло. Мы с отцом не могли дождаться, когда же мы снова все трое будем вместе.

Итак, утро 12 февраля 1968 года. Мы приехали в аэропорт и обнаружили огромную толпу встречающих.

— Что делают здесь все эти люди, — наивно недоумевая, спросил меня отец.

— Брось, отец, — сказал я, — все они, как и мы, тоже приехали встретить Джими.

Сердце было готово выпрыгнуть из груди, когда, наконец, я увидел Джими, он был последним пассажиром, выходящим из самолёта. Позже, он объяснил мне, что его философия такова, чтобы оставаться на месте, пока лётчики сами не начнут покидать самолёт.