Джими Хендрикс, история брата - страница 58

— Альтернативы нет, — сказал нам один из адвокатов, которого мы пригласили отужинать с нами. — Если Леон не возьмёт вину на себя, вы все предстанете перед судом. Я говорю о том, что вы все будете виноваты. Но если вы признаетесь, то вам могут смягчить наказание. Чёрт побери, кого–то из вас может даже простят.

Моё будущее не казалось мне теперь столь уж блестящим. В моём деле уже значилось пара правонарушений. И кто знал, какое впечатление они произведут на судью, выносящего мне приговор.

С ожиданием моего приговора, нависшим надо мной, словно грозовое облако, пришло известие, что Джими собирается во второй раз посетить родной город с концертом в Колизее 6 сентября. Холодным ранним утром мы встретили его в аэропорту.

Ещё в машине по дороге домой, брат вытащил из сумки новую пластинку и протянул её мне. Я уставился на обложку, на которой была сфотографирована толпа голых тёлок.

— Ну как, что скажешь? — спросил Джими.

— Клёво, — оценил я, протягивая пластину обратно брату. — Но не убедительно. Ни за что не поверю, что все эти красавицы играют в твоей группе.

Джими расхохотался.

— На мой вкус, многие даже слишком простоваты, — продолжал я. — Что, на фирме грамзаписи не нашлось более красивых?

— Ну, Леон, ты меня сразил, — произнёс брат, растирая слёзы.

Не буду говорить о моём отношении к чистому искусству, но пластинка дала жару журналистам. В Англии магазины даже отказались выставлять её в своих витринах.

Этим вечером, в Колизее я увидел, как Джими исполняет свою версию Национального Гимна. Я прежде никогда не слышал, чтобы Джими когда–нибудь его играл, и чувства мои смешались. Я оглядывал публику, одни широко улыбались, другие выражали явное смущение, а некоторые даже глядели на него со страхом. Думаю, я присутствовал при божественном откровении. Мне нравилось, когда брат импровизировал.

После концерта в ожидании встречи с Джими в доме отца собрались его старые друзья. Как только мы приехали, они обступили нас и буквально похитили. Все вместе мы остаток вечера кружили по городу, нанося визиты друзьям, и кутили. Мы наполнили дом Парнелла дымом от выкуренных нами нескольких книг, затем пронеслись вихрем через танцзал Анкор и the Black and the Tan. Когда же мы направили свои мокасины к дому, было уже 4 часа утра. Несмотря на поздний час, некоторые соседи ещё бодрствовали. Подходя к дому, мы уже еле волочили ноги, входная дверь распахнулась и наш отец, пошатываясь, показался на крыльце. Совершенно очевидно, что он пил весь вечер. Отец был очень рассержен на нас, что мы соскользнули из дома со своими дружками и пропустили весь праздник. Разочарованию его не было предела, ведь он хотел познакомить с Джими людей, которых он пригласил.

— Вы, парни, марш домой! — выдавил он из себя крик. — Я позвал всех этих людей в гости ради вас, а вас не было всю ночь!

Отец вёл себя так, как если бы мы оба были снова детьми. Мы с Джими напустили на себя невозмутимый вид. Мы спокойно опустились на диван и стали наблюдать за действиями отца. Он с шумом захлопнул входную дверь и вошёл в комнату.

— Я и не предполагал, что у тебя будут гости, отец, — произнёс Джими.

— Даже твои сёстры, Кати и Пэм, были здесь и ждали встречи с тобой! — выкрикнул отец.

— Кто? — переспросил я.

Мы с братом обменялись улыбками, чем вызвали у отца новый шквал гнева.

— Марш оба сейчас же в спальню! И приготовьтесь к взбучке! — продолжал кричать отец.

Больше мы не могли сдерживаться. Мы с братом переглянулись и нас прорвало, мы смеялись и никакая сила не могла нас теперь остановить. Дни, когда отец поднимал на нас руку, давно прошли. Мы поднялись и прошли мимо отца, а он не сделал ни одного движения в нашу сторону. Через некоторое время мы снова спустились в гостиную и плюхнулись на диван, сверху доносилось брюзжание отца. Не знаю, о чём думал наш отец, и думал ли он вообще о чём–то. Одна из величайших рок–звёзд планеты, чёрт побери, не собирается получить взбучку от отца. Мы с Джими ещё выкурили пару книг, прошёл час, другой мы всё ещё посмеивались над угрозами отца. Мы обменивались репликами, имитирующими отца, пока окончательно не погрузились в сон.