Джорджина - страница 25

стр.

Джорджина вернулась в «Дубы» задолго до ленча и удивилась, увидев лошадь кузена в конюшне. Когда она вошла в дом, навстречу ей поспешил Брендон. Он был возбужден и раздосадован.

— А я подумал, что это Шеннон! — воскликнул он и, не сказав больше ни слова, захромал обратно в библиотеку.

Джорджина последовала за ним.

— Что случилось? — спросила она. — Вы что, поссорились?

— Разумеется, нет! — прозвучало в ответ. — Просто Хессионы дали ему от ворот поворот. Полагаю, тебя это обрадует. Но выглядело это отвратительно, Джорджи! Сэр Лендерс раструбил по всей округе, что ищет покупателя на своего красавца жеребца, и вдруг ни с того ни с сего решил, что иметь дело с Шенноном ниже его достоинства!

Джорджина внимательно посмотрела на кузена, нахмурив брови.

— Ты хочешь сказать, что он не позволил Шеннону взглянуть на жеребца?

— Почему же, позволил! — ответил Брендон, с лица которого так и не сошла краска гнева. — Он не мог не позволить, раз я привез Шеннона. Но он дал понять, что не желает продолжать с ним знакомство… да еще вдобавок ко всему, когда мы уже уезжали, нам встретился экипаж, в котором сидели эти ужасные женщины…

— Что за ужасные женщины?

— Леди Хессион, разумеется. Она выезжала куда-то с двумя старшими дочерьми, и я не знал, как мне поступить, после того как сэр Лендерс повел себя как настоящий сноб, — представлять Шеннона дамам или нет. Я решил, что, если этого не сделаю, возникнет впечатление, будто я его стыжусь. А эта фурия задрала нос и велела кучеру ехать дальше! Так и прибил бы ее на месте! — закончил свою речь, гневно сверкая глазами, Брендон.

Джорджина опустилась на стул. Ей показалось странным, что она не испытывает удовлетворения оттого, что Шеннона унизили. Она считала, что одно дело скрестить с ним шпаги здесь, и совсем другое — услышать, что какие-то заносчивые женщины обошлись с ним столь грубо.

— А я думал, ты скажешь, что он этого заслуживает, — удивился Брендон.

— Ничего такого я не скажу! С их стороны это было ужасно невежливо! В конце концов, он не сделал ничего оскорбительного по отношению к ним.

— Но ведь и тебе он не сделал ничего дурного, однако ты взъелась на него, — возразил Брендон. — Не понимаю я женщин. Начинают задирать нос прежде, чем узнают, каков человек на самом деле.

— Возможно, я тоже была к нему несправедлива, но ты не можешь не признать, что он вел себя со мной так же невежливо, как и я с ним! Но это другая история. Понимаешь, ему придется жить среди этих людей, и если это пример их поведения, на которое он может рассчитывать, то ему придется несладко.

Брендон с удивлением посмотрел на кузину.

— Не хочешь ли ты сказать, что принимаешь его сторону? — недоверчиво спросил он. — Особенно после всего, что о нем наговорила…

Джорджина пожала плечами.

— Это совсем другая история, — резко повторила она. — Я считаю, что глупая женщина могла бы, по крайней мере, держаться с ним достойно. В конце концов, он не покушался на ее драгоценных дочерей!

Брендон, обрадовавшись, что его возмущение разделяют, выразил мнение, что, вероятно, леди Хессион вспомнила о Ноле.

— Вполне возможно, — сердито согласилась Джорджина, — но неужели она настолько недальновидна, что полагает, будто он разъезжает по округе, желая соблазнить каждую встреченную им юную особу. Если он женился на Ноле из-за наследства — а это самое худшее, в чем его можно обвинить, — то оно теперь у него в руках, и ему нет нужды охотиться за очередной наследницей.

— В любом случае он ничего не получит от дочерей леди Хессион, — усмехнулся Брендон. — Их у нее пятеро, и хотя Питер в свое время унаследует недурное состояние, сэр Лендерс слишком любит хорошую жизнь и хороших лошадей, чтобы обеспечить дочерей приличным приданым.

— Как это воспринял Шеннон? — спросила Джорджина. — Полагаю, он не унизил себя перед этими людьми?

— О господи, нет! Ты же его знаешь — он был холоден как лед. Черт с этими Хессионами, они всегда слыли снобами. Но если такие люди, как Мотты и Малладоны, начнут задирать перед ним нос, то, боюсь, Шеннону будет не слишком приятно жить в этих краях. А ведь он мне нравится, Джорджи. Он великодушный человек — ему, должно быть, страшно наскучила моя компания, но он ни разу не дал мне этого понять.