Единородная дочь - страница 4

— Это книга о моих наблюдениях во время работы в фотолаборатории. «Фоторама», знаете?

— А, да, я была там, — ответила лесбиянка. — Скажите, правда, что люди часто фотографируют себя во время секса?

— Некоторые из наших клиентов и в самом деле этим увлекаются.

— Я так и знала.

— Более того, у нас печатает свои фотографии один агент по недвижимости, фотографирующий исключительно животных, которые были… раздавлены.

— О боже!

— Белок, скунсов, сурков, кошек. Что ни пленка — все одно и то же.

— Так, значит, вы можете заглянуть человеку в душу, руководствуясь тем, что он приносит вам в «Фотораму»? Никогда не задумывалась об этом. Серьезное дело!

Мюррей улыбнулся. Не исключено, что его книга найдет своих читателей.

— А еще на моем попечении маяк, тот, что на мысе Бригантин.

— Маяк? Вы в самом деле зажигаете маяк?

— Ага. Только в последнее время не часто приходится это делать.

— А можно я приведу посмотреть маленького? Это будет так познавательно!

— Конечно. Меня зовут Мюррей Кац. — И он протянул руку.

— Джорджина Спаркс. — Она с готовностью ответила на рукопожатие. — Скажите честно, вы тоже считаете, что я поступаю неразумно? Все говорят, что неразумно растить ребенка в одиночку, особенно если ты лесбиянка. Мы с моей любовницей даже поссорились из-за этого. Я обожаю детишек, а Лори считает, что они — просто ужас.

— Что же тут неразумного? — «Куда уж более», — подумал он, а вслух поинтересовался: — Скажите, а слово «розовая» вас не обижает?

— Если я услышу его от вас, Мюррей Кац, — Джорджина лукаво прищурилась, — то вы останетесь без зубов.

Беседу прервало громкое цоканье каблучков по мрамору: приближалась миссис Криобель. Она протянула закупоренную колбочку с номером 147, обозначенным на горлышке.

— О! — Джорджина схватила колбу, с нежностью прижала к груди. — Знаете, что это, господин Мюррей? Это мой маленький!

— Рад за вас.

Миссис Криобель улыбнулась.

— Поздравляю.

— Может, стоило остановиться на ком-то из математиков? — Джорджина с сомнением рассматривала колбочку. — Представляете, маленький вундеркинд, вышагивающий по квартире и задумчиво грызущий свой калькулятор. Мило, правда?

Открывшиеся двери лифта явили взорам толстяка-коротышку в белом халате. Он знаком подозвал Мюррея, причем с таким видом, будто ему удалось раздобыть пару дефицитных билетов на премьеру, да еще на лучшие места.

— Вы сделали правильный выбор, — бросил Мюррей Джорджине на прощание.

— Вы правда так думаете?

— Биолог-маринист — прекрасная специальность, — подбодрил он будущую маму и шагнул в лифт.

— Мы с маленьким к вам заглянем, — крикнула она в ответ.

Двери, громко хлопнув, закрылись. Лифт тронулся вниз, потревожив биг-мак, покоившийся в желудке у Мюррея.

— В данном случае, — заговорил Габриэль Фростиг, главврач Института Сохранения, — основная проблема заключается в идентификации яйца.

— Куриного яйца? — переспросил Мюррей. Звякнул звонок. Третий этаж.

— Человеческого. — Доктор Фростиг провел Мюррея в маленькую тесную лабораторию, сплошь заставленную всевозможными штативами, колбами и приборами. — И мы надеемся, вы прольете свет на его происхождение.

Весело побулькивая жидкостью, над лабораторным столом возвышался удивительный прибор, похожий на хитроумную машину для приготовления какого-то тягучего и мутного сиропа. Мюррей в жизни не видел ничего подобного. В самом центре покоилась чаша в форме колокола. Стекло было настолько чистым и прозрачным, что Мюррею подумалось: «Стукнуть по нему — не просто зазвенит, как хрусталь, а целую фугу исполнит». Словно новогодние подарки вокруг елки, на деревянной подставке, окружавшей чашу, стояли электрическая помпа, резиновые груши и три стеклянные бутылочки.

— Что это?

— Ваша последняя проба.

Одна бутылочка была пуста, вторая была наполнена чем-то, напоминавшим по виду кровь, а третья — молочно-белой жидкостью.

— И вы храните ее в…

— В камере эктогенеза, ну, в таком особом инкубаторе.

Мюррей во все глаза смотрел через стеклянную стенку сосуда. В чаше покоился большой влажный пласт протоплазмы. Он странным образом напоминал камбалу в шелковой мантии. К мягкой плоти с разных сторон тянулись прозрачные пластиковые трубки.