Единственный - страница 19

Скоттом звали ее пятилетнего племянника, а Лили — трехлетнюю племянницу.

— Я и думаю о них. — Филипп шмыгнул носом. Я думаю, как они меня возненавидят, когда узнают, что я натворил.

— Филипп, они не будут тебя ненавидеть. Они любят тебя и захотят тебе помочь.

Ей очень хотелось верить в справедливость собственных слов. Лорел закусила губу. По правде говоря, она не знала, как отреагирует Лайза на чудовищную весть — встанет на сторону Филиппа или покинет его. Лайза не производит впечатления женщины; готовой прощать или переносить невзгоды.

— Мне никто не поможет, — возразил Филипп, тряхнул головой и ударил кулаками по столу Никто!

— У тебя есть я. — Лорел присела рядом с ним и взяла его руку в свою. Уверяю тебя, я сделаю все, что можно.

Свободной рукой Филипп прикрыл заплаканное лицо, потом опять посмотрел на сестру.

— Тебе придется обратиться к Коннору Нортрапу и уговорить его каким-то образом скрыть недостачу. Эти крючкотворы знают, как делаются такие дела. Он сможет, если захочет. Убеди его. Ты же умеешь находить подход к людям. Папа должен был поставить во главе дела тебя, не меня. Я порчу все, к чему прикасаюсь, — бормотал Филипп.

— Поговорить с Коннором? — Лорел откинулась на спинку кресла. — Да как же я смогу убедить его?

Ты ведь слышал, что он сказал. У нас мало времени.

А потом он выйдет на правление компании.

— Все равно его можно уломать. Верь мне. Кого угодно можно уломать, если сделать определенное предложение, — настаивал Филипп. — А у него всегда была слабость к тебе. Я и сегодня видел это по его глазам. Лорел, не притворяйся, что ты меня не понимаешь. Он сделает все, чего ты захочешь. Если ты правильно его попросишь.

От тона Филиппа у Лорел побежали мурашки по коже. И закипела кровь. Она резко поднялась.

— Филипп, не будь идиотом. Я не хочу больше слушать этот… этот бред. Моя дружба с Коннором Нортрапом — в далеком прошлом. Ты хватаешься за соломинку. Это вполне понятно, но…

— Что «но»? — заорал Филипп. — Лорел, пойми, моя жизнь висит на волоске! Я же прошу тебя о простой услуге, а ты отказываешь мне. Я знаю, это было давно. Все мы не становимся моложе. Он окинул сестру таким взглядом, который нельзя было счесть за комплимент. — Боже, неужели ты не видишь, в каком я отчаянии? Неужели ты не можешь просто поговорить с ним? Не ради меня, ради семьи, — взмолился он.

Лорел перевела дыхание.

— Хорошо. Я позвоню ему и договорюсь о встрече. Но предупреждаю тебя: не надо ждать большего, чем то, что он нам сегодня пообещал.

— Нет, Лорел, у тебя может получиться. Сыграй как следует свою роль, и произойдет чудо.

Что же это за роль? Соблазнить Коннора Нортрапа? Лорел не сомневалась, что Филипп намекал именно на это. Сделаться продажной женщиной, чтобы спасти его шкуру.

Понимал бы он, насколько нелеп его план. Ей-богу, это смешно. Даже если она захочет пойти на такой обман (а она этого, безусловно, не хочет), попытка будет бесполезна.

Но Лорел не имеет права лишать Филиппа последней надежды. Она не сможет простить себе всю оставшуюся жизнь, что отказала брату в этой последней безнадежной — мольбе.

Когда такси остановилось у подъезда, Лорел еще раз пожалела о том, что согласилась встретиться с Коннором у него дома. Коннор считал, что именно у него им будет удобнее разговаривать. Но ее пугала перспектива оказаться с Коннором наедине.

Такси отъехало. Лорел подняла воротник пальто. На берегу Гудзона дул холодный пронзительный ветер. Длинные волосы Лорел рассыпались в беспорядке и лезли в глаза. Она откинула их назад и рассмотрела внушительный фасад дома Коннора. Вероятно, когда-то в этом здании помещался склад, а затем, как это нередко делалось в центре города, его переоборудовали, восстановив былое великолепие. Интересно, что побудило Коннора поселиться в этом районе, где миллионные особняки соседствуют с мясоперерабатывающими заводами, где в одном квартале рядом с фешенебельным рестораном или картинной галереей можно увидеть склад или фабрику? Конечно, Лорел отлично помнила, что бросать вызов условностям в характере Коннора, но все-таки избранное им жилье не соответствовало его нынешнему строгому облику.