Единственный шанс - страница 6
– Засада, шайтан дери! – прохрипел он. – Туда надо! – ткнул вперед рукой.
– Может, обратно на перевал?
– Нет, джан, – Ахмед решительно покрутил головой. – Нас ждут. Туда надо! Скорее!
Степан и сам понимал, что спасение сейчас в быстроте действии. Если чуть помедлить, всех перестреляют.
– Слушай мою команду! – приподнялся Ахмед. – Вперед, за мной!
Бойцы устремились за Ахмедом прямо на засаду. Отстреливаясь, они бежали по дороге, как вдруг раздался крик:
– Умерджан! Товарищ Умерджан!
Степан оглянулся. Ахмед лежал на боку, подогнув под себя ноги. Будто прилег на секунду отдохнуть…
Степан бросился к нему. Пуля сбила фуражку. Обожгло кисть левой руки.
Степан перевернул Ахмеда на спину. Рванул шинель на груди, приложил ухо к сердцу. Оно не билось…
5
В кабинете наступила тишина – сразу стало слышно, что за окном монотонно стучит дождь. «Как он не понимает, – с отчаянием думал Степан. – Не могу я туда идти. Ни за что! Перестреляю же гадов!»
Он уже полчаса убеждал Ефремова, что не в состоянии вернуться в дом Тутышкина. Сознает, что надо. Теперь, когда его раскрыли, а это ясно как божий день, можно отлично сыграть на его мнимом неведении. Но Степан не в силах себя перебороть. Перед глазами стоят Ахмед и другие товарищи. Сколько хороших людей положили, гады!..
Ефремов надрывно закашлялся и отвернулся. На его впалых щеках проступили розовые пятна. Тыльной стороной ладони он вытер выступившие слезы и с виноватой улыбкой сказал:
– Бьет, проклятый, изнутри… Не обращай внимания.
Острая жалость резанула Степана. Ефремову явно хуже. Глаза лихорадочно блестят, кашляет почти беспрерывно, и всякий раз на платке остаются кровавые отметины. «Лечиться надо, Петр Петрович, на курорт бы вам», – сказал ему как-то Степан. Ефремов усмехнулся: «А мы и так с тобой на курорте. Чем наш Каспий хуже, скажем, Средиземного моря?» Потом помолчал и с тоской добавил: «Поздно. И не спорь со старшими, Корсунов, По таким делам я сам доктор. Тюремный университет прошел. Поздно! Только ты ни-ни… Насколько хватит – и ладно, – сказал негромко, но твердо. – Чем лежать на больничной койке, цепляясь за каждую минуту бесцельной жизни, лучше пользу делу приносить…» В этом был весь Ефремов.
– Дежурный, сообрази-ка нам чайку, – попросил Ефремов, приоткрыв дверь кабинета. – Да погорячее.
Все на оперпункте знали, что начальник любит обжигающе горячий чай, пьет вприкуску, чашку за чашкой.
Степана это покоробило. Время ли гонять чаи! Ефремов, по его мнению, выглядел чересчур спокойно и буднично, словно ничего не случилось: ни засады в горах, ни гибели многих достойных ребят, ни провала операции.
Дежурный принес кипяток и заварку. Ефремов достал из стола два куска сахара и несколько баранок.
– Подсаживайся ближе, Корсунов. Ничего нет вкуснее чая, да и взбадривает.
– Не хочу, благодарствую! – ответил Степан и демонстративно отвернулся.
– Напрасно отказываешься. – Ефремов налил заварку по крепче. – За чаем разговор получается другой. Чай даже Феликс Эдмундович любил.
Степан недоверчиво посмотрел на Ефремова: к чему клонит? Зря не стал бы Дзержинского вспоминать.
– Да-да, – подтвердил Ефремов, ломая баранку, – пред ставь себе, любил. Не понаслышке знаю, доводилось встречаться, Однажды вызывает меня на доклад. Здоровается и первым делом предлагает: «Давай-ка чайку, Ефремов, выпьем. Устал, вижу, с дороги, а чай взбадривает…» Я тогда действительно две ночи не спал, с юга на перекладных добирался. Как услышал эти слова, сразу от сердца отлегло: чаепитие – занятие дружеское.
Ефремов откинулся на спинку стула и продолжал с улыбкой:
– Понимаешь, я, пока шел, чего только не передумал. Докладывать-то нужно было начальнику войск, а тут говорят: Дзержинский мной интересовался… Пока по коридорам управления петлял, все свои грехи в уме перебрал. Не станет же Феликс Эдмундович просто так вызывать. Может, промашку дал в чем-нибудь?.. Мы тогда как раз атамана Серого доколачивали. Банду почти всю уничтожили, а сам он трижды из-под носа уходил. Ну, думаю, вот за это мне и всыплют.
Степан придвинулся к столу поближе. Ефремов отхлебнул несколько глотков чаю.