Единственный свидетель<br />(Юмористические рассказы) - страница 10

стр.

В ту ночь я дежурил в самое скверное время: после двенадцати.

Вид у меня был страшно воинственный. На мне была моя «буржуйская» шуба с бобровым воротником, перетянутая кожаным гимназическим поясом с бляхой, взятым напрокат у сына-гимназиста. А подмышкой я держал старую-престарую берданку с испорченным затвором. Чтобы из нее выстрелить, надо было, наверно, с полчаса возиться.

Я даже думаю, что без помощи слесаря из этой пищали вообще нельзя было стрелять.

Тем не менее каждый раз, когда я собирался на дежурство, у меня с женой происходил драматический разговор.

— Я тебя умоляю, Павел, не бери ее! Она тебя погубит!

— Матушка, какая же я охрана, если я без оружия?! Подумай сама!

— Неужели ты собираешься из нее стрелять? Ведь ты же попадешь в себя!

— Маруся, обещаю тебе, что попусту я не буду тратить эти… боеприпасы; но если я увижу «попрыгунчиков» — будь спокойна! — я открою по ним… беглый огонь!

— Ты с ума сошел!.. Я тебя заклинаю, если ты только увидишь подозрительного человека, сейчас же бросай свою мортиру и прячься в парадном под лестницей!

— Нет, матушка, я никогда не был и не буду трусом и дезертиром. Я ваша охрана — и я приму бой!

…Итак, я стоял ночью у подъезда своего дома. Холодно, тревожно… Далекие выстрелы, грохот какой-то… Жуть!.. Скорей бы, думаю, смена!.. Вдруг слышу — за углом торопливые шаги… Сердце у меня забилось… Взял я свою пищаль за дуло, приготовился ко всяким неожиданностям… В крайнем случае, думаю, буду прикладом по башке лупить, потому что выстрелить я все равно не сумею!..

Выходит человек. В солдатской шинели, в серой заячьей шапке с ушами… Черная борода — как у Пугачева, лицо бледное… На ремне за плечами — винтовка.

Когда он подошел ближе, я увидел в свете фонаря, что у него вся шинель залита кровью…

Остановился. Посмотрел на меня. Я — ни жив ни мертв!.. Спрашивает:

— Гражданин, не знаете случайно, в этом доме доктор не живет?

— Вы ранены?

— Нет. Это товарища рядом ранило. Я его на перевязочный отнес. Зимний — наш, временным крышка! Ленин объявил советскую власть!

— Врач нужен для вашего раненого товарища?

Смотрю, он улыбается. И улыбка какая-то робкая, конфузливая.

— Нет, товарищ, понимаешь, другое тут дело… Пришел домой, а баба моя… рожает!.. Мучается, кричит. Отсюда недалеко… Вот приспичило ей не во-время!

Во мне заиграли профессиональные чувства. Говорю ему:

— Вам, можно сказать, повезло. Я — врач-акушер. Но я стою на посту, как видите. А до смены еще далеко. Как быть?

Он страшно обрадовался.

— Вот это — угадал так угадал!.. Сейчас все наладим. Кто вас должен сменить, товарищ доктор?

— Один наш жилец — Залевский.

— Это какой Залевский? Фабрикант?

— Да. У него фабрика мебели на Забалканском. Вы его знаете?

Он усмехается в бороду.

— Я у него, у кровопийцы, работаю на фабрике. Пошли, товарищ доктор, к Залевскому. Ничего, пусть буржуй поднимется раньше времени со своих перин, раз у Красной гвардии такой случай!

Идем. Поднимаемся на третий этаж, к фабриканту Залевскому. Я звоню. Молчание. Звоню еще раз. Молчание. Тогда мой «Пугачев», недолго думая, снимает с плеча винтовку и — бац! бац! — прикладом в дверь.

Слышим, туфли шаркают по полу. Потом сам фабрикант дрожащим голосом говорит из-за дверей:

— Имейте в виду — у меня в квартире ночуют десять мужчин-силачей, и они все вооружены до зубов…

Спутник мой ему очень спокойно:

— Это мы слышим, как ваши силачи зубами стучат. Да вы не бойтесь, мы не грабить вас пришли.

Тогда я говорю:

— Откройте, Ромуальд Сигизмундович! Это я, доктор Рогов. Я вам все объясню.

Слышим, чертыхается, ворочает шкафы, разбирает свою баррикаду, гремит засовами.

Наконец, отворил дверь. Увидел моего Пугачева в шинели, залитой кровью, и с винтовкой за плечами — побелел, сердечный, и сел прямо на пол. Сидит в голубых невыразимых на холодном полу, ноги раскинул, рот раскрыл и смотрит на нас, как петух на кухарку, которая пришла в курятник с топором в руках. Бормочет:

— Все, все берите!.. Только оставьте жизнь!

Ну, а когда узнал, зачем собственно мы к нему пришли, ужасно рассердился.

Поднялся с пола, оправился и стал визжать:

— Безобразие!.. Я буду жаловаться в домовый комитет! Врываются ночью, будят раньше срока! Какое мне дело до какой-то бабы?.. Надо вовремя рожать!