Единственный воин Королевы - страница 21

– Майкл, прикрой выход на шкафут! – крикнул он парню. Но видя, что тот не понимает, сообразил, что насквозь сухопутный рубака попросту не знает такого простого морского слова. И указал рукой.

– Боцман, сто морских чертей тебе в задницу – плотнее и навалитесь с другой стороны! Тот вытер с лица кровь (спасибо богам – не свою!), миг-другой всмотрелся в ход битвы, сразу выбившейся из замысла пиратов сломить сопротивление, растечься по всей палубе, а потом просто задавить числом. Матросы мало-помалу сбились в плотный ряд, ощетинившийся мечами и короткими копьями, поднажали – и стали теснить пиратов обратно, прямо на похожего на ветряную мельницу Майкла. Капитан разрядил арбалет в одиночку, вознамерившегося по снастям забраться парню за спину, и крикнул в высоту:

– Умбир – сними мне их главаря! Сидящий на марсе чёрный, даже с синеватым отливом Умбир – выходец с далёкого жаркого юга – весело оскалился белыми зубами.

– Сделаю, масса капитан! – и стал целиться из большого арбалета, стараясь подгадать под хорошо заметную качку замершего на зыби корабля. Ну, не то, чтобы совсем не попал – но именно снял. Ибо тяжеленный арбалетный болт, пронзив бедро пиратского главаря, швырнул того на палубу. Не добившиеся успеха головорезы дрогнули. Разом отпрянули назад, разрывая дистанцию, подхватили своего предводителя и горохом посыпались обратно на галеру. Майкл, весь забрызганный кровью и оттого имеющий весьма жуткий вид, попытался преследовать их – уж больно плотно в него был вбит принцип не давать противнику отойти, чтобы передохнуть и перестроить силы. И он даже порывался запрыгнуть следом на вражескую палубу, но боцман своей мощной рукой перехватил его.

– Уймись, бешеный! «Росомаха» качнулась – тросы, удерживающие её за абордажные крючья рядом с галерой, перерубили. Матросы на радостях заорали «ура» такими дурными голосами, что перепуганные пираты забегали по настилам галеры как ошпаренные. Ветер потихоньку развернул корабль кормой к незадачливым нападающим, а Калхан зорко и цепко всматривался в тех – не собираются ли повторить? Он уже открыл рот, и дал команду ставить паруса – гребцов-то у вас, голубчики, на вёслах поменьше стало! – как вдруг его внимание привлекла именно эта суета на вражеском судне. Вперёд вышел старый, увешанный какими-то огрызками и блестящими штуковинами шаман и, воздев к небу сухие руки, выкрикнул вослед медленно удаляющейся «Росомахе» проклятие. Дымный, серый, прямо на глазах наливающийся густой чернотой шар неспешно полетел за ветром в сторону корабля. Калхан ещё успел подумать – вот она, костлявая… Он не смог заметить, как рядом с ним оказался Майкл. Но тот, оттеснив от фальшборта замершего капитана, перегнулся через планширь и со всей дури рубанул налетающий сгусток магии мечом. Шар на миг налился алым. И всё же не это развеяло его – Калхан мог бы поклясться, что дымными клочьями, оставив на воде грязную пену, проклятие шамана распалось лишь столкнувшись с парнем… Он внимательно следил за пиратами. Видел, как проклятый колдун упал и стал биться в корчах. Видел, как галера спешно выпустила вёсла и, набирая ход, припустила наутёк. Да так, что высунутые из портов вёсла буквально гнулись от усердия. Неизвестно, какой страх или приказ так подстегнул пиратов, но капитан ничуть не удивился бы, если бы галера от прикладываемых к ней усилий и вовсе вылетела из воды и понеслась прочь по воздуху, едва касаясь макушек волн своим узким чёрным корпусом… Обернувшись, Калхан заметил, что этот Майкл уже спрятал меч и стоит у мачты, а во взгляде его пустота – чёрная, бездонная. Лишь тонкая ниточка слюны потекла из уголка рта. Вспомнив о предупреждении, шкипер распорядился, чтобы парню помогли – вишь, падучая после боя приключилась. Боязливо косясь – а вдруг махнёт своим двуручником? – те отнесли своего нежданного спасителя в каюту, а хмурый боцман стал докладывать о потерях.

– Десяток раненых, трое сразу полегло. И молодой Пьеро вряд ли до утра доживёт, – вздохнув, капитан закончил свой рассказ. И, склонив седую голову, налил всем по чарке вина – помянуть хороших ребят. Графиня не стала отнекиваться. Залпом опрокинула в себя серебряную с чеканным чёрным узором чарку, затем хищно сузила глазки.