Единство - страница 17

«Они уже проникли во дворец! Но как? Почему тревогу подняли уже после того, как закричали слуги?» — спустя всего несколько мгновений Оника предпочла бы не получать ответы на свои вопросы.

Воздух собрался в завихрения, задрожал, как над разведенным костром, и выплюнул на снег прямо перед церковником, тянущим Кристара под защиту толстых стен, чудовище в два метра высотой. Продолговатая морда, ощерившаяся двумя рядами белоснежных зубов, жадно втягивала воздух овальными ноздрями. Длинная мощная шея вела к туловищу, покрытому вставшей дыбом желтовато-серой щетиной. Длинный хвост, словно у гигантской ящерицы, рассекал воздух.

— Назад! — Кристар, будто пушинка, отлетел к фонтану, когда церковник с силой оттолкнул его от опасности, другой рукой нанося рубящий удар, метя в грудь чудовищу. Зверь опустил голову, и лезвие окропило воздух искрами, встретившись с бронированной чешуей.

Оника едва успела заметить, как красный язык выстрелил из пасти, и, коснувшись не защищенных глаз церковника, спрятался за десятками зубов. Раненный воин, ослепнув, взвыл от боли, и этого мгновения было достаточно, чтобы широкая лапа подмяла его под себя, круша доспех и кости.

Зверь был невероятно силен, расправляясь со слугой Церкви, как с младенцем.

Оставшийся телохранитель, пока чудище было занят его товарищем, бросился к приходящему в себя Кристару, чтобы поскорее исчезнуть с ним с поля боя, где ему предстояло встретиться с неравным по силе врагом. Но его скорости было недостаточно. Удлинившимся хвостом зверь обхватил церковника, протянувшего к Кристару руку, и дернул назад, смыкая пасть на руке, сжимавшей меч. Воин со всей силы ударил по морде щитом, после чего отбросил его и, перехватив меч свободной рукой, попытался уколоть взбешенного зверя в глаз.

— Господин, нужно уходить, вставайте! — не сводя взгляда с чудовища, Оника помогла брату подняться, когда треск сломавшегося позвонка полоснул девушку по ушам.

Зверь выл и мотал головой, раскидывая алые капли льющейся из глаза крови. Оба церковника бесформенными кучами лежали у его ног, и испробовавшее сладкий вкус убийства чудовище искало себе новых не закованных в металл жертв, чье мясо не горчило бы враждебной энергией, но источало желанный аромат. Именно запах людей, наделенных древней силой, привлек целых двух Гончих ко дворцу Берилона.

«Проклятье!» — у Оники не осталось выбора, когда Кристар оттолкнул ее за спину, как до этого сделал церковник.

В воздух взвились три ледяных шипа и, увенчанные невидимыми и острыми, как сам страх, воздушными клинками, впились в тело зверя. Один из шипов воткнулся во второй глаз чудовища, тогда как два оставшихся пробили гибкую и тонкую кожу горла сразу под головой, выпуская шипящие струи крови.

Задыхаясь и шатаясь, давясь собственным ревом, зверь недолго стоял на ослабевающих лапах.

— Рони…, — казалось, совершенно позабыв о распластавшемся на земле чудовище, Кристар ошарашено смотрел на бледное лицо Оники. Девушка замерла, в ужасе смотря на свои руки. Оставалось сыграть финальную сцену и надеяться, что занавес не обрушится на голову актера гильотиной.

— Нет, нет, только не это, — мотая головой, девушка отступила прочь от Кристара. Шаги бегущих к месту происшествия стражников отмеряли оставшиеся ей секунды. — Что угодно, только не это проклятье!

— Рони…, — едва слышно повторил окружаемый церковниками Кристар, словно в бреду, наблюдая, как стража заламывает за спину руки девушки, заставляя упасть на колени.

Густая, спелая кровь расползалась от тела поверженного зверя, обагряя ярким румянцем сапоги наследника Первого мага.

Мелкие камушки с плеском ныряли в теплые подземные воды, отправляемые в полет силой воли юной укротительницы земли. Время от времени Мелисса поглядывала на расположившегося у входа в пещеру Люфира. За несколько часов ожидания лучник так и не сдвинулся с места, храня мертвое молчание.

— Им следовало бы уже вернуться, — произнесла Мелисса, не в силах больше выносить тишину.

Слова девочки повергли Люфира в еще большую тревогу, чем та, что одолевала его с момента расставания с Оникой. Пальцы, судорожно сжимавшие лук, похолодели, а ладонь взмокла.