Её легионер - страница 30

стр.

— Катрин Кольери знает весь мир, а Чарли Боксона — некоторая особо активная его часть, а что?

— Не задавайте глупых вопросов, Данжар! Это вы их познакомили?

— Наверное, я. На юбилее нашего издательства.

— Что? Они знакомы уже неделю?! Вы, что, не понимаете сенсационности этой истории? Почему вы до сих пор не предоставили репортаж?

— Господин Жосье, я не считаю себя вправе вмешиваться в личную жизнь моих друзей.

— С каких это пор они ваши друзья? Если вы когда-то написали о них пару строк, это не делает вас обязанным им. Короче: мне нужен репортаж о близости певицы Катрин Кольери с наемником Чарли Боксоном. Срок — сутки.

— Господин главный редактор, я не буду делать этот репортаж. Мне слишком дороги хорошие отношения с этими людьми и я не позволю потерять их расположение ради некоторого увеличения тиража.

— Данжар, вы позволяете себе лишнее!..

— Но вы же знаете, господин Жосье, что журналистов очень много, но таких талантливых, как я — единицы. Потому я не боюсь остаться без работы…

— Ну вот, вы опять завелись! Идите и занимайтесь своими делами. Эту тему можно поручить кому-нибудь менее талантливому, и тогда пусть ваши друзья не обижаются, если что-нибудь будет написано не так…

— Я не осуждаю вас, господин Жосье…

— Тогда кого вы рекомендуете на этот репортаж?

— А вот это решать только вам, господин главный редактор.

…Вернувшись к своему столу, Рене Данжар полистал свою записную книжку, подвинул к себе поближе телефон, набрал номер импрессарио Джона Кемпбелла. Пятнадцать лет назад на одном из певческих конкурсов Кемпбелл увидел юную бретонку по фамилии Кольери и безошибочно угадал в ней огромный талант.

Как импрессарио, Джон Кемпбелл был гений — через два года о Катрин Кольери знал весь мир. Из провинциальной девчонки с картонажной фабрики она стала кумиром для миллионов. И кто знает, была ли её слава всемирной, если бы однажды её не увидел Джон Кемпбелл?

— Джон, я должен тебя предупредить, — Данжар говорил в трубку почти шепотом, чтобы не слышали окружающие. — Завтра в газетах будет репортаж о Катрин и её дружбе с Чарли Боксоном. Приготовьтесь к наплыву репортеров.

— Кто предупрежден, тот вооружен. Спасибо, Рене! — ответил Кемпбелл, и, обдумывая по дороге ситуацию, направился в студию, где Катрин отрабатывала номера для предстоящего тихоокеанского турне. Голубой «шевроле-корвет», к которому уже успели привыкнуть все работники концертной команды, стоял у входа — в последние дни Боксон приезжал за Катрин к концу репетиции. Кемпбелл пригласил их обоих в свой кабинет.

— Ребята, завтра о вас напишут в газетах. Катрин, не огорчайся на людях. Я прошу вас, господин Боксон, — отвечая на вопросы репортеров, не распространяйтесь на интимные темы. Это — во-первых. Во-вторых — если репортеры будут преследовать вас с утра до вечера, а они обязательно будут это делать, не пытайтесь умчаться от них. Ваш «корвет», конечно, мощная машина, но я не хочу, чтобы вы попали в аварию. В-третьих: не бейте репортеров, это только привлечет к вам ещё больше нездорового любопытства. Простите, что читаю вам прописные истины, но это — часть моей работы.

— Все в порядке, господин Кемпбелл, я благодарен вам за напоминание.

Кемпбелл улыбнулся:

— Катрин, где ты нашла этого скромнягу?

— На вечеринке, конечно! Где же ещё может познакомиться с приличным парнем порядочная девушка?!

Все трое рассмеялись, и Кемпбелл подумал: «А ведь мне на самом деле нравится этот легионер. Жаль, что он, как и другие — ненадолго! Или все-таки надолго? Похоже, девочка увлечена им всерьёз. Да, женщинам такие мужики нравятся. Видимо, полковник, вы победили и в этом бою. Ничего, у Эдит Пиаф муж был вообще боксер». Само собой, вслух эти мысли Джон Кемпбелл не высказал.

Вечером голубой «шевроле-корвет» отъехал от студии и вскоре Боксон заметил группу мотоциклистов, державшихся за «корветом» уже несколько кварталов.

— Катрин, журналисты часто преследуют вас?

— Если бы только журналисты! Пять лет назад за мной полгода ходил какой-то тип в грязной одежде. Хорошо, что охрана всегда рядом. Потом он куда-то исчез.

— Наверное, это тоже — издержки всеобщей любви…