Её легионер - страница 32
— Чарли, давайте сегодня вечером перейдем на «ты»?
— Это необходимо?
— А почему нет?
— Это может придать нашим отношениям некоторый оттенок фамильярности…
— Ну и черт с ним! Сейчас мы выйдем из ресторана, и нас сфотографируют на крыльце. Между прочим, я ещё ни разу не была у вас дома.
— Но ведь и я не был у вас дома, и, помнится, не проявлял особой настойчивости для проникновения…
— И правильно делали! А сегодня я хочу побывать у вас в гостях. У вас, что, тоже творческий беспорядок?
— Нет, полный порядок, сегодня днем консьержка должна была убирать. Так что, если вы настаиваете…
— Чарли Боксон, я настаиваю!
Они вышли из ресторана и тотчас же сверкнули огни фотовспышек. Репортеры пытались выкрикивать вопросы, но охрана, усиленная по распоряжению Кемпбелла, сумела оттеснить их от «шевроле-корвета». Боксон усадил Катрин в машину, потом подошел к старшему из охраны:
— Я помотаюсь по городу, затем мы уедем ко мне. Вот адрес.
— Хорошо, сейчас репортеры повезут пленки к себе в редакцию, за вами если кто и поедет, то мы сумеем их оттеснить.
— Спасибо, ребята, удачи вам!
— Вам удачи, полковник!
Начальник охраны знал свое дело — его «мерседес» задержал пытавшегося увязаться за «корветом» мотоциклиста, и машина Боксона ловко скрылась в переулках Латинского квартала.
Боксон не установил на то утро будильник, но все равно проснулся, как только солнце поднялось достаточно высоко и сумерки в квартире сменились обычным дневным светом.
Он решил сразу не вставать, и, повернув голову, смотрел на спящую рядом Катрин. Сейчас, когда её темные глаза были закрыты, лицо выглядело каким-то новым, непривычным. И Боксону нравилось то, что он видел. Обманывать самого себя бессмысленно — все-таки он любил эту женщину.
Вчера вечером швейцар изо всех сил старался сохранять невозмутимость, увидев рядом с Боксоном саму Катрин Кольери. Консьержка в тот час уже ушла к себе, и потому обошлось без лишних восторгов. Впрочем, в этом доме видеть знаменитость было в порядке вещей.
— А я не сплю, — сказала вдруг Катрин, не открывая глаза.
— А как ты догадалась, что я тоже не сплю? — удивился Боксон.
— Ты слишком старательно сохраняешь неподвижность, и твое дыхание стало тише. Я чувствую.
— А ещё что ты чувствуешь?
— Я чувствую, что мне с тобой спокойно, — она по-прежнему не открывала глаза. — Не знаю, почему. От тебя идет какая-то волна силы и уверенности. Мне с тобой хорошо и спокойно.
— Персиковый сок будешь пить?
— У тебя потрясающая манера менять тему разговора. Да, буду. Мне рассказывали, что ты не пьешь кофе по утрам.
Он принес из холодильника персиковый сок, и только тогда она открыла глаза, чтобы взять стакан. Катрин села на кровати и Боксон заметил:
— Мне нравятся веснушки на твоей груди…
— Ага, вчера вечером ты мне об этом уже говорил.
— Если тебе это неприятно, я могу об этом не упоминать…
— Глупый Чарли! Женщине не может не нравиться, когда мужчина восхищается её телом.
— Помнится, кто-то мне об этом рассказывал…
— Да ну?!
— Чтоб мне провалиться! Но это было так давно, что я уже не помню подробностей.
— Придется мне освежить твою память.
— Тогда миллионы мужчин с острой памятью сдохнут от зависти!
— Мне наплевать на миллионы других мужчин! Хотя без них было бы невыносимо скучно.
— Ты умеешь быть женщиной, — сказал Боксон, когда Катрин обняла его. Я говорю не о сексе, его техника — ещё не самое главное. Нет, ты просто знаешь, как и что нужно мужчине. Вот ты сейчас всего лишь обняла меня — а ведь именно это мне и было нужно…
— Ты очень хороший, Чарли…
— Просто я люблю тебя, темноглазая женщина…
…В полдень Боксон вышел на улицу к газетному киоску. На первой странице скандального таблоида «Молва» выделялся огромный заголовок: «Наша Катрин и палач Анголы». На развороте — несколько фотографий: Катрин Кольери на сцене Карнеги-холла, Боксон с бутылкой виски на фоне горящего грузовика, перебинтованный чернокожий мальчик, которому взрывом мины оторвало обе руки, Боксон и Кольери в парке Версаля, и они же — на крыльце китайского ресторана. Прилагаемая статья была выдержана в надрывно-истерических тонах.
Менее скандальные газеты тоже вынесли событие на первую полосу, но заголовки были более сдержанны. Боксону больше всего понравился заголовок из «Либерасьон»: «Её легионер», с намеком на известную песню Эдит Пиаф. Он купил и другие газеты.