Эфемерида любви - страница 4

В регистрационном зале подошла к нему походкой балерины приветливая аспирантка и так сверкнула голубизной красивых глаз, что Никон даже зажмурился. Зажмурился и сразу же подумал об «объекте своего чувства», как сказал бы Сократ. Всех девушек он автоматически сравнивал с нею, и это сравнение было конечно же не в их пользу. Она — это солнце, звезда, это песня, музыка, она — это весь мир! Такой она вошла в его сердце.

— Простите, пожалуйста, — начал Никон, не находя нужных слов и с надеждой глядя на прекрасную аспирантку, — но я пришел… как бы вам сказать… по совету своего товарища…

Чарующая улыбка успокоила его:

— Я знаю, он консультировался с нами.

— Сократ?

— Пусть будет по-вашему, Сократ — это мудрый человек.

— Вы имеете в виду великого эллина или моего товарища?

— А это уже секрет, догадайтесь!

Аспирантка грациозно подошла к одному из стеллажей, инкрустированному под дуб, и взяла маленькую катушечку.

— Прошу вас, посмотрите, — она вставила катушечку в черную коробочку и нажала кнопку. Крышка коробочки засветилась, и Никон увидел Сократа.

— Он прошел у нас курс так называемого эмоционального лечения.

— Какие там эмоции! — удивился Никон. — Он совершенно не понимает… не испытывал таких, например, эмоций, как… не знаю, как вам точнее сказать…

Аспирантка снова не удержалась и усмехнулась:

— Я догадываюсь, о чем вы… Но ведь раньше он очень страдал от безнадежной любви.

— Кто? Этот сухарь? Эта логическая конструкция? — И Никон расхохотался. — Да вы шутите, конечно, шутите!

— Вам не верится? Что ж, это, пожалуй, самая высокая оценка нашего лечения. Ознакомьтесь с историей болезни и курсом лечения, и вы убедитесь в этом. Подумайте. Взвесьте.

И она ушла.

Никон сел к аппарату. На белом экране появлялись то графики эмоций, то цифры, соответствующие количеству полученных Сократом биомагнитных импульсов, то сложные показатели ориентации памяти, которых без специальной подготовки и не поймешь, то его лицо, сперва изможденное и измученное, а затем все более спокойное. Теперь Никон уже не смеялся. Получалось, что все это серьезно.

Он думал все-таки о ней, вспоминал встречи, разговоры там, на далекой Земле, окруженной голубым ореолом. Это было нечто сказочное, прекрасное, прозрачное и одурманивающее… Они ходили с нею по высоким травам, пугали диких птиц, любовались красотой угасающего Солнца. А лыжные прогулки по скрипучему снегу Антарктиды? А полеты в спутнике? И в глазах ее сияло предчувствие счастья. Так неужели все это — только электронная цепочка, застрявшая в памяти? И что же — если стереть эти отпечатки, все образы исчезнут, словно их и не было? Никон вздрогнул. Убить образ самого дорогого человека? И ради чего? Чтобы, как говорится, прийти в норму? Эх, сократовский у тебя лоб, дружище, но… Когда же о н а обдала меня холодом, я хотя и делал вид, что спокоен, но едва сдерживался, чтобы не закричать от отчаянья. А с каким ледяным пренебрежением отвергла она мое приглашение прилететь сюда, на Луну… Но и Сократ тоже хорош: не сказал ни слова о том, что и у него все это было… А та встреча с черноволосым юношей: как она ему улыбнулась! Это была капля, переполнившая чашу. Скверное это чувство — ревность, а ведь жжет оно, рвет на части, мучает…

Никон вздохнул, осмотрелся и решительно встал. Черт побери, так ведь можно сойти с ума!

Гулко шагая, вышел из зала.

— Когда начнем? — спросила, идя ему навстречу, красивая аспирантка.

— А никогда! — весело воскликнул Никон.

— Почему же? — округлились ее глаза.

— А вы сами разве не влюблялись? — шагнул к ней Никон, и девушка покраснела. — Нет? Так вот, когда влюбитесь, тогда поймете! Если бы Сократ откровенно рассказал мне о себе, я бы к вам не пришел… То есть я хочу сказать: не осмелился бы отнимать у вас драгоценное время. Так что это его вина.

— Нет, — сказала аспирантка, — он, может быть, вам и рассказал бы. Если бы мог. Но ведь в его памяти не осталось информации не только о безнадежной любви, но и о курсе лечения. Он, словно в старинной легенде, испил напитка забвения. Так что и вы не бойтесь: жалеть просто не сможете.

— Премного благодарен! Пусть уж я буду таким, как есть, «замечтавшимся».