Эффект бабочки

   ЭФФЕКТ БАБОЧКИ

   Как крепко и сладко спалось! Он не спал так уже много-много лет, с тех самых пор, как ушел в большую политику. Да нет, еще раньше, с тех пор, как был назначен...

   "Нет, не назначен, а избран", - поправил он сам себя в полудреме.

   И тут же, сладко потягиваясь, сказал мысленно:

   "Ну, хоть сейчас ты можешь быть честным? Назначен, именно назначен ты был первым секретарем обкома комсомола".

   Ой, ну, ладно, пусть назначен. Господи, когда это было? Он тогда был совсем молодой, двадцатишестилетний. А до этого что же, у него были вот такие как сегодня спокойные сны? Нет, наверное, так он спал только дошколенком. А там пошло-покатилось, как снежный ком: сначала звеньевой в октябрятской звездочке, потом председатель совета пионерской дружины, комсорг школы, секретарь райкома, потом обкома комсомола, первый секретарь обкома партии, потом... Ой, сколько всего было потом! Как долго он всходил на этот политический Олимп! И ведь, если разобраться, он же не карьерист, он не так уж любит власть. Ему намного милее посидеть с отцом ночь на их пруду с удочкой в руке. Умер уже отец, так и не дождался сына. Он даже на похороны прилететь не смог - был за океаном с дружеским визитом. Это так говорится "с дружеским", а вопросы решали такие, что мама дорогая. Не мог он сразу вот так все бросить и улететь. Тем более, что еще сбой во времени... Ну, это он себе сейчас оправдания ищет, время тут ни при чем, не во времени дело, а вот бросить переговоры он действительно не мог, не имел права. Мама ни разу его этим не упрекнула, только грустно так смотрела на него, когда он, единственный сын, приехал на девять дней на могилу отца. Кругом была охрана, пресса. Он даже не мог прощение у отца попросить. Мама обняла его тогда, погладила по голове. Потом этот снимок обошел все периодические издания, даже заграничные. Вертолет стоял неподалеку от кладбища, он тогда даже в дом не зашел, но дал маме слово, что приедет в гости хоть на пару дней.

   Вот он и приехал. Правда, почти два года ждали они с мамой этой встречи. Всю охрану разместили за воротами, в доме они были вдвоем. Сразу даже и говорить было не о чем, не то, чтобы не о чем, а как-то слова не подбирались. А потом они так разговорились, что остановиться не могли. Мама жалела его, как в детстве отчитывала, потом целовала. Ни слова о политике, о международных проблемах. Здесь не было президента страны, были только сын и мама.

   И вот остаток ночи и, наверное, все утро, он ведь даже не знает, сколько сейчас времени, он проспал в своей комнате, на мягкой перине, укрытый домотканым одеялом. Какой вкусный запах идет из кухни! Как есть хочется! Он так давно не испытывал голода, оказывается, иногда это тоже надо.

   В комнату заглянула мама. Она помолодела от счастья, и вся просто светилась.

   - Проснулся? Вставай, завтрак на столе.

   - А почему ты не спрашиваешь, как мне спалось? - он откинул одеяло, вскочил с кровати и почувствовал босыми ногами давно забытые рубчики маминой вязаной дорожки.

   - Чего спрашивать? - улыбнулась мама. - Я и так знаю, что хорошо. Дома же спал. У себя дома. Иди, умойся и к столу.

   Он вышел во двор, хотел пройти к колодцу, но тут же увидел выглядывающие чужие лица с разных сторон забора. Не хотелось сейчас видеться с посторонними людьми. Это были их с мамой два дня. Он зашел в дом и умылся в кухне, сел за стол, на котором стояла большая глиняная миска с варениками и запотевший кувшин с молоком. Мама поставила на стол его чашку с самолетиком, он пил из нее еще малышом. Как он мечтал тогда, что будет летчиком. Он пролетит над домом в своем самолете, а мама будет стоять во дворе и махать ему рукой. Он очень низко полетит, чтобы мама его видела, а отец будет грозить ему кулаком за то, что он летит очень низко и, чего доброго, заденет новую телевизионную антенну, они тогда только купили телевизор. Сколько раз он летал на самолете? Не за штурвалом, конечно, летчиком он так и не стал. Нет, невозможно подсчитать. Чаще, чем его мама ездила в автобусе.