Эфффект линзы - страница 13

Перед самой церемонией прощания Алла Ивановна попросила, чтобы я следил за учителями и, особенно, учениками 11-А класса — возможно, кому-то из них потом может понадобиться моя помощь. Однако лица ребят были сдержанно-печальными, не более. Несколько девчонок плакали, Дима Гуць изредка вытирал набегавшие слезы — его губы слегка дрожали от нервного напряжения. Коля Жженов и Вадим Феськов, опустив головы, стояли поодаль одноклассников, иногда молча переглядываясь. Ближе всех, практически около матери Лехи, обхватив плечи руками, замерла Вика Ольшанская. Я недоверчиво прищурился: странно, но мне показалось, что она сейчас вообще не здесь. Лишь на секунду на ее лице отобразился весь спектр истинных эмоций — и это был ужас, дикий, неконтролируемый, от которого буквально перехватывало дыхание. Вика рывком убрала со лба короткую прядь волос, будто бы этим движением пыталась стереть испарину. Я приподнял брови. Мне кажется или ее страх вызван совсем не печальной церемонией? Сине-зеленые глаза Вики в тот момент были будто стеклянными, и она изо всех сил пыталась сдержаться, чтобы не закричать и не заплакать — отчаянно кусала губы, а потом и вовсе закрыла ладонью рот. После этого она глубоко вздохнула и ее взгляд скользнул по лицам людей. Похоже, Ольшанская заметила, что привлекла мое внимание. Я отвернулся.

Над школой звучали такие странные и пугающие прощальные речи, на древке флага развевалась на ветру черная ленточка. Прикосновение смерти к месту, где всегда бурлила жизнь, знания, планы на будущее, заставляло всем телом чувствовать тяжесть и внутренний трепет. Но когда где-то, будто бы вдали, раздался звонок, я понял, что ничего более страшного за свою жизнь не слышал. Это был последний звонок для человека, который никогда не окончит школу. Действительно последний. Толпа всколыхнулась, казалось, вместе с ней вздрогнуло само здание, и в этот миг я заметил, как далеко, почти на самом краю двора, от недвижимой людской массы вдруг отделился и спешно бросился прочь темный силуэт.

Едва в воздухе растаяло эхо звонка, классной руководительнице 11-А, Светлане Борисовне, стало плохо. Люди начали хаотично перемещаться, все смешалось, завертелось, но пронзительный жуткий звук по-прежнему звучал в моей голове и догонял везде, куда бы я ни ступил. Некоторые двинулись ближе к рыдающим матери и отцу Лехи. Школьники толкались и тихо ругались, наступая друг другу на ноги. Родители одноклассников Литвиненко спешили к Светлане Борисовне, слышался плач, всхлипывания, утешительные слова… Однако мое внимание прочно приковала та смутно знакомая тень, что уверенно продвигалась между людьми прочь от овеянной трауром школы. Я, с раздражением пробираясь сквозь толпу зевак, бросился следом, сам толком не понимая, что и зачем делаю, и гнался за ним около трехсот метров. Лишь когда человек остановился в месте для курения за западным крылом и скинул капюшон, я понял, кто это.

Высокий темноволосый парень, вечно молчаливый и флегматичный. Таким я его запомнил, всего несколько раз увидев в школе. Как же его зовут… а-а-а, кажется, Витя… Витя Сдобников. Точно.

Он закрыл лицо руками и присел на каменном порожке. Его пальцы слегка подрагивали, хотя сам он казался, как обычно, не слишком эмоциональным. Я приблизился и поравнялся с ним, чтобы не испугать. Сдобников на секунду замер и смерил меня удивленным взглядом.

— Что?

Хороший вопрос. Я достал сигарету, прикурил и, наконец, принялся за исполнение своего жгучего желания.

— Ничего. Холодно сегодня.

Он глянул на меня, как на сумасшедшего, брезгливо прищурился, но все же кивнул.

— Вы психолог новый?

— Да. Не такой уж и новый, конечно, — я присел рядом с ним. — Но тебя ни разу на беседе не видел.

Он хмыкнул.

— Я на них не хожу. Сам себе псих.

— Люблю, когда меня так называют, — я изобразил нечто похожее на улыбку. — Ты куришь?

Он отрицательно помотал головой.

— Ну, хоть кто-то будет здоровым в этой школе. Молодец. Ты не против, если я?..

— Нет. Я, вообще-то, хотел побыть один… Понятно?

Витя отвернулся. Я почувствовал себя неловко, размышляя, почему вообще очутился тут вместо того, чтобы утешать убитых горем родителей и друзей Литвиненко. Нет, что-то в Сдобникове и том, как быстро он бежал со двора от того жуткого звонка, было неправильным, но пока я не мог понять, что именно.