Ефремов Иван «Туманность Андромеды». Обвинительный приговор коммунистической утопии. - страница 3

Дальше – больше. Дверь в рубку открывается и появляется мужчина, который с порога врубает некий «золотистый свет».

Меня, когда я присутствовал на тренировке пилотов в учебно-тренировочном отряде, за одно движение руки к выключателю потолочного света пригрозили вынести ногами вперёд и больше никогда не пускать в здание, где располагались тренажёры. 

А тут – человек с порога врубает заливающий золотистый свет и девушка – в полном восторге. Для неё это – нормально и приемлемо. Чуть раньше девушка вздрогнула от негромкого металлического лязга, что ещё раз доказывает её расслабленное, совсем не рабочее состояние на дежурстве, а тут – «всё хоккей», всё нормально, когда полутёмная, погружённая в полумрак рубка вдруг заливается золотистым светом по воле некоего вошедшего мэна. 

О том, что на несколько секунд человек под такой иллюминацией слеп как новорождённый кутёнок, Ефремову, вероятнее всего, было ничего не известно. И это – не обычный текстописатель, а учёный-палеонтолог, для которого быть точным и чётким в описаниях и суждениях – так же естественно, как дышать. Если же известно, то это – ещё одно свидетельство резко негативного отношения писателя к людям из «коммунистического далёка». Того самого «далёка», которое в СССР «транслировалось» из всех щелей и объявлялось практически неизбежным.

Дальше – больше. Девушка вся пышет тревогой и любовью, начисто забыв о том, что она вроде как на посту, на дежурстве. А вошедший чел весел, как будто ввалился не в рубку, где вообще-то идёт работа, а куда-нибудь в кабак, где расслабон – самое то. 

И особенно весело этот «чел вошедший» произносит фразу «Плохой пример». Я автоматически вспомнил строки из другой главы романа: «И учите меня среди дня и среди ночи… Дайте руку – и я пойду за вами, ибо труден путь». Как это совместить – я так и не понял.

А когда девушка озвучила цифру часов, проведённых этим челом без сна – я «выпал в осадок». Китайцы вообще-то пытали пленников, лишая их сна, а тут чел самолично себя не пытает, но лишает сна. И это – на борту космического корабля. В небоевой ситуации. В ситуации, когда такие «жертвы» определяются не как норматив, а как глупость и пролог к преступлению.

Вошедший оказался начальником экспедиции. Не первой, не десятой, а  аж тридцать седьмой звёздной. И звали вошедшего чела – весёлого и расслабленного Эрг Ноор. Начальник экспедиции, говоря современным нам языком, находился «под кайфом», ибо сутки назад, как и указывает Ефремов, принял дозу «спорамина» - так писатель обозвал вещество, выключающее сон. 

У меня почему-то создалось впечатление, что и девушка – дежурная (рулевым у меня её язык не поворачивается назвать) тоже находится «под кайфом». Может, тоже где-то «глотнула спораминчику»? Вместо того, чтобы серьёзно отнестись к создавшейся ситуации, она повествует о ней с ужасом и восторгом в голосе. 

Тридцать седьмая звёздная экспедиция – и для того, чтобы узнать обстановку командир корабля и начальник экспедиции должен войти в рубку? О дублирующих панелях приборов в командирских каютах Ефремову должно было быть известно уже по итогам Второй мировой войны, равно как и о резервных-запасных рубках управления, расположенных далеко от «основных» управляющих центров корабля.

Начальник экспедиции ведёт себя так, словно только что очнулся от зимней многомесячной спячки. Судите сами: «Видите, спать нельзя. Надо продумать все варианты, все возможности. К концу пятого круга должно быть решение.  — Но это еще сто десять часов…». 

Ефремов «сдаёт» начальника экспедиции читателю «с потрохами». Чел этот сто часов не спал, но за это время не выполнил сколько-нибудь полно свою основную должностную обязанность: он не принял детализированное и точное, а главное – чёткое решение по ситуации. Все остальные члены экипажа, что называется, «дрыхнут без задних ног», бодрствуют всего двое людей на всём корабле. 

И тут выясняется, что один из бодрствующих – бездельник. Который произносит фразу-лозунг. Вместо фразы-решения. Цитирую: «В незапамятные времена люди могли совершать небрежность или обманывать друг друга и себя. Но не теперь!». Я сразу узнал типаж политруков и комиссаров, которые обожали режим «Делай как я говорю».