Ефрейтор Икс [СИ] - страница 8

— Бей жадров, спасай Мурзилию?! — завопил Пыр по привычке.

— Поздно… — в отчаянии простонал Мыр, швыряя наземь дубину. — Проклятые смутьяны! Дураки мы, дураки! Вот кого надо было есть!..

— Я, пожалуй, тоже пойду, — нежным голосом пропела Дема. — Счастливо оставаться…

Покачивая могучими бедрами, помахивая томагавком, она проплыла к выходу, солнце в проеме двери облило ее прекрасное тело золотым сиянием, и все исчезло, будто видение прекрасного, случайно посетившего грубый мир.

Мыр еще смотрел в опустевший проем двери тоскливым взглядом, когда послышался хряский удар. Он резко повернулся. Над обезглавленным Быром стоял довольный Пыр. Облизав томагавк, он проговорил:

— Повелитель, давай подкрепимся, и тоже двинемся в путь. Все ушли, а нам тут что, с голоду пропадать? Или начинать жрать баклажаны, как какие-нибудь претенденты? Профессиональные повелители везде нужны, даже и без баданга… Эт даже лучше… — докончил философски после паузы.

Обгладывая плохо прожаренный окорок, Мыр, всхлипывая, невнятно причитал:

— Да как же я теперь без баданга?..

Преуспевающий литератор, Павел Лоскутов, не спеша, накручивал педали своего видавшего виды дорожного "Урала" привычно сноровисто вписываясь в глубокую колею, пробитую танками и заглаженную толстыми колесами бэтээров. По соседней колее ехала его верная жена на новеньком, сверкающем хромировкой и свежей краской, таком же "Урале". Она была похожа на подростка сорванца, в джинсовых шортах, футболке и кепочке с большим козырьком. Далеко впереди на новеньком спортивном велосипеде накручивал педали Денис, сын преуспевающего литератора.

Павел затормозил, поставил ногу на край колеи, огляделся. Ольга тоже затормозила, и тоже поставила ногу на край колеи. Павел невольно залюбовался длинной, крепкой, с очень гладкой кожей, уже чуть тронутой загаром, ногой.

Ольга спросила, не стараясь скрыть жуть в голосе:

— Это здесь произошло?..

— Ага… Чеченцев, видимо, на этом самом месте порешили. А закопали где-то там, на какой-нибудь поляне. В околках-то точно, нет. Я их все в прошлом году обшарил, ни единого намека на то, что кто-то яму копал.

— И что? И милиция здесь ничего не нашла?

— Так они же и не искали! Ну, нашелся труп в машине… Ну, и что? Мне один мент говорил, что у него каждую ночь по парочке неопознанных трупов. Видимо, немножко пошарили вокруг машины, да и все. Правда, попытались привлечь солдат, к прочесыванию лесов, но полковнику совсем не выгодно было, чтобы тут что-то нашли.

Ольга вдруг дернулась, будто ее током ударило:

— Паша, а Николая, часом, не ты убил?

— Ну, что ты… Там у них какая-то своя разборка произошла, ну и рубанули ему по лбу кузнечным зубилом…

— Паша, по-моему, ты мне врешь…

— Оля, ну а если я мочканул этого козла, ты что, хуже от этого будешь ко мне относиться?..

— Ну и жаргон у тебя… — она брезгливо поморщилась. — А еще писатель…

— Дак я же писатель детективного жанра!.. Я зимой словарь блатного жаргона приобрел, вот бы тебе почитать!..

— Стану я читать всякую гадость… Паша, я ведь по телевизору видела в хронике происшествий, что Николая убили кузнечным зубилом с расстояния в пятнадцать метров…

— Вранье все это! Братки босса мочканули, а потом выдумали киллера-виртуоза… Который через приоткрытое окно, сквозь решетку, да с пятнадцати метров угодил прямо промеж глаз…

— Паша, я однажды видела, как ты топор метнул… Ты возле сараев дрова рубил, а потом вдруг в столбик ограды метнул топор… Там как раз и было, метров пятнадцать…

— Ну-у… Сравнила… Одно дело, топор, и уж совсем другое — зубило…

— Паша, скажи мне честно! Ты убил Николая?

— А что, тебе от этого легче станет?

— Легче!

— А вдруг ты после этого меня бояться начнешь?

— Я тебя больше боюсь, когда догадываюсь, что ты убил Николая, но мне не признаешься…

— Ну, хорошо, Оля… — он тяжко вздохнул. — Я его… Ну, понимаешь, я все просчитал, никакого не было выхода. Он ведь мог тебя или Дениса где-нибудь подловить…

Ольга с облегчением вздохнула, сказала:

— Ну, что ты… Не буду я тебя бояться, и мораль читать не буду. Значит, так было нужно… — она снова задумчиво оглядела окрестности. — Слушай, а куда же деньги делись?