Египтянин
- « Предыдущая стр.
- Следующая стр. »
Мартом - первым весенним месяцем на Столбы валит народ. Томимый жаждой чистого белого снега, голубого неба, зеленых елок и свежего воздуха, идет народ на удивление кучно и с довольными лицами. Унылость долгой зимы, морозный смог, и гейзеры вечно незамерзающего Енисея выматывают душу под корень, и всем нам хочется яркости солнца, пробуждения запахов, вкусов жизни.
Тропа в это время хороша. Если не замечать ледяных наплывов и прочих мелочей. Не запинаешься об корни, как летом, не черпаешь башмаками воду как в осень, не скользишь по льду как поздней весной. А температура в 5-10 градусов мороза, для средненького сибиряка намного приятней 30 градусного холода или жары. На душе временное успокоение, работы по посадке овощей еще в проекте. Маленькие горшочки с рассадой жены двигают вполне самостоятельно, а потому нам их компания не к чему.
Забавной особенностью этого периода является эпидемическая вспышка местного аттракциона - скатывание на маленьких пластиковых лыжах. Сей снаряд, обычно красного - реже голубого цвета (Пелевин бы эту тему развил однозначно) легко помещается в рюкзак и не создает проблем с общественным транспортом. Наверх его затащить - проблем нет. А вниз - полный кайф. Летишь, свистишь и в ус не дуешь.
Короче, лыжки стали бы чудом местной оборонной промышленности, если бы не одно но. Как только скорость разгона превышает 10 км в час, спуск превращается в неуправляемый полет. Или в русский бильярд, где роль шаров играют идущие вверх отдыхающие, а борта стола заменяют бетонные, травма опасные отбойники дороги. Несмотря на очевидную бесшабашность мероприятия, аттракцион в массах популярен, даже весьма. Сплелись в нем искони русская тяга к быстрой езде и местная сибирская удаль, перерастающая в безбашенность.
Поручик с Макарычем медленно поднимались по Пыхтыну. Периодически, навстречу вылетали люди-шары обеих полов и с достаточной, убойной силой. Неуклюже семеня ногами, обутыми в разноцветные лыжки, отчаянно вопя - дорогу, дорогу, они со свистом пролетали мимо, вызывая крайнее раздражение Макарыча и веселое недоумение Поручика.
Макарыч по жизни был великим организатором и методистом. Столь безответственное и неорганизованное проведение досуга приводило топ менеджера в состояние тихого бешенства. Он метался от одного края дороги к другому, уворачиваясь от живых снарядов, подозревая врагов в откровенном покушении на его жизнь и состояние тела. Поручик же к неполиткоректному поведению живого бильярда относился строго философически. Его тянуло подставить подножку и посмотреть, каким оно выйдет боком. Но Макарыч оного не дозволял, опасался летального исхода дела.
Возле сворота на Вигвам друзей ожидало чудо. Там стояла, вернее, находилась в процессе периодического вставания явно не типичная для Столбов фигура. Одета фигура была по моде и размеру, но не по погоде: кашемировое пальто из московского бутика, лакированные остроконечные туфли, темные, дорогие брюки в полосочку.
Но более всего поражала голова. Лысая, будто еще один бильярдный шар, с интеллигентно нелепой, нефункциональной, аккуратной мавританской бородкой к низу. Ансамбль невразумительности завершал кофейный, ближе к египетскому загар. Карие глаза новоявленного чуда взирали на мир с нетипичной для сибирских мест вселенской добротой. Облик международного скитальца венчала загадочная улыбка а ля князь Мышкин, ну, в крайнем случае "Идиот".
Египтянин, подумал Поручик. Понаезжает тут всякой иностранщины, засоряют нелепыми типажами Столбы. Подойдя поближе, тонкий нюхом Поручик уловил мощнейший салатно-водочный выхлоп. Стало ясно, что залетный Египтянин пал жертвой горячего сибирского гостеприимства.
По его малотренированному, почти тепличному организму был нанесен мощнейший алкогольный удар, приведший к полной рассинхронизации внесибирского разума с окружающей холодной действительностью. Египтянин практически пал смертью храбрых.
Но даже в положении периодической падучей гуманоид воле стихии не отдавался. - Мужчина, - с уважением понял Поручик. Вот опять у Египтянина прошла очередная пространственная синхронизация, и теперь он настраивал акустический канал. Гуманоид шатался, пытаясь удержать равновесие воздуха растопыренными клешнями мощных, ищущих опору рук.