Его Америка - страница 3

От этих двух стычек, порождающих в душе разрушающую меня самого же агрессию, негодование и несчастье, хотелось абстрагироваться в Америку. Я пытался. Столько всего сделал за прошедший академический год, аж вспомнить трудновато и противно. До октября слепо работал в Макдаке. Затем резко переосмыслил жизнь и заимел надежду получить стипендию в Америку. Начал готовиться, устроился в американский центр и так с ноября по февраль каждый рабочий день в 9 просыпался и хмуро шел волонтерствовать в центре.

В феврале загорелся желанием изменить мир, помочь и людям, и себе. Наслушался If Everyone Cared и Waving Flag, спятил SIFE-ом и с февраля по май собрал ребят, верил в них, нагнали пару проектов, нашли спонсора, пробили доступ в Парк Бульвар, организовали там выставку, поехали в Массаллы. И весь этот год ради чего такой загруженный был? Ради Америки, чтоб мне с таким опытом волонтерства и социальной деятельности дали стипендию. Я пытался. Даже творчество отодвинул на задний план, но не вышло.

Да. Придет сентябрь. Снова в университет надо будет. Снова учиться обману на уроках Гызылдиш.

Думаю, её квалификация недотягивает до вузовского уровня. Она приперлась к нам, к студентам, из какой-то школы. Кроме золотых зуб, у нее были безвкусно прибранные волосы, бездумный взгляд, жирное тело и несколько методик, предназначенных на укрощение шаловливых школьников-подростков. Например, заметив мои наброски Сабира и узнав, что я учу французский, она подарила мне книгу его стихов на французском. Думала, что этим меня завоюет, я проникнусь к ней симпатией и на уроках перестану умничать и спрашивать из учебника разные каверзные слова, которые, она, впрочем, никогда не знала и оттого, краснея, пыталась поменять тему обсуждений или, как бы содействуя общему делу, советовала искать слово в интернете. За этот год ее словарный запас английского расширился больше, чем наш. А ведь учиться должны были мы у нее, а не она у нас. Мы закрывали глаза на ее явную недоквалификацию, и она, в свою очередь, обманывая и себя и нас, ставила нам незаслуженные максимальные балы и иногда ложные «присутствует», выдавая желаемое за действительное. Одурачивалась еще и третья сторона – государство, ведь оно платит ей за наше обучение.

Да и что все на учителей валить? Тетя Хатира рассказывала в прошлый раз, как ей осточертело ставить несправедливые оценки и потакать кафедре в фальши. Мол, пришла какая-то девушка со сломанной рукой в гипсе на индивидуальную работу с нулевыми знаниями, и тетя Хатира послала ее учить. «Такой писк поднялся в кафедре, – говорит она, – все вдруг стали защитниками девушки. Смотрят на меня как на бессердечную и просят, чтоб я нарисовала ей „восьмерку“ за сломанную конечность. А ведь это меня угнетает, что „рисую“, что обманываю… Но отчислять студентов значит отчислять себя: наша зарплата зависит от их количества. Да и что это за зарплата? Уборщицы получают наравне с нами. Но и здесь можно оговориться, большинство „преподавателей“ должно только подметать, их способностей только на и то хватает. Поэтому какой труд – такая и зарплата. Не знаю, с этим должно что-то статься». Это не от педагога, это от дозволенности обмана. Даже самый благородный препод принужден подчиняться диктатам этой системы имитации. Мы всё равно будем жить по лжи.

Эх… Наступит сентябрь и в мою жизнь снова войдут источники раздражения – одногруппники и другие знакомые в университете.

Эти девушки! которые, сгруппировавшись за партами по двое-четверо, будут болтать ни о чем и тем самым мешать слушать лекции. А когда преподаватели замечают им это, они, как восьмиклассницы-простушки, удивленно отвечают, что обсуждают урок; будто такая ложь снимает с них вину создавать фон с шумом шёпота.

Если вам уроки так не интересны, то какой чёрт вас в университет носит? Вера, что вузовский диплом – это обязательная часть приданого у девушек и не менее необходимое «преимущество» у парней. На кого учиться, как учиться, с кем учиться, у кого учиться не имеет значения – главное «учиться».

Какой цепляющий внимание факт: А не равняется А. Учиться не есть учиться. Слово означает не то, что оно означает. Нельзя, но можно.