Его последняя гонка - страница 20

Рейган — неизменно поразительный человек и одна из моих лучших подруг, приняла мою сторону, хотя и не должна была. Я ничего не говорила ей о том, в чем дело, и не рассказывала подробностей. Она взглянула на меня, когда я села на диван с кучкой бекона и поняла, что что-то случилось. Вероятно, бекон меня выдал.

В середине дня, когда я чуть не сдалась и не пошла извиняться первой, Рейган затащила меня на диван и прочитала отличную лекцию о женской солидарности. Что если бы я сделала это сейчас, то это была бы огромная потеря для женщин всего мира. В определенной степени, это имело смысл. К тому же я была уверена в том, что Реми будет ждать меня в комнате этим вечером.

Реми ненавидит жить в спортивном корпусе. Дешевая постройка, тесные кварталы, и по мере того, как заканчивалось каждое выступление, оно становилось бесконечной вечеринкой студенческого братства. Он всегда оставался в моей комнате. Ну, за исключением одного года, когда у них была чокнутая особа по связям с общественностью — не такая крутая и красивая, как МакКена — которая проверяла каждую ночь кровати в час ночи, когда Реми засыпал в своей выделенной ему кровати, а затем после проверок убегал и заканчивал ночь со мной.

Я ждала до двух часов ночи, но Реми так и не появился.

Даже сейчас часть меня надеется проснуться рядом с ним, Лежа на боку, я протягиваю руку назад, и касаюсь одеяла, но, как и ожидалось, там никого нет. Холодные простыни.

Удивительно то, что я не расстраиваюсь.

Нет. Я в бешенстве.

Я всегда тот, кто отдает. Я всегда извиняюсь первой. В этот раз мне нужно, чтобы Реми перестал изображать мачо и показал немного эмоций, на которые он не способен.

Я понимаю, что мне конец. И анализирую каждую последнюю деталь наших отношений с первого свидания. Получается, что я сомневаюсь во всех своих решениях, а потом сомневаюсь в своей способности принимать решения, прежде, чем решу, съесть ли мне мороженое... или шоколадный торт. Но прежде чем я переключаюсь на еду, рядом со мной, на столе, звонит телефон.

— Звонит твоя мать, — произносит печальный механический голос, нарушая мирную тишину комнаты.

Секунду я раздумываю, отвечать или нет, но это не продолжается долго. Она — моя мать, а я в другой стране. Неважно, сколько сейчас времени. Если я не отвечу, она перезвонит мне еще раза три, прежде чем воспользуется интернетом, чтобы найти номер отеля, а затем, возможно, и местных больниц. Я усвоила этот урок на собственном горьком опыте в Калгари.

С таким же энтузиазмом, с которым кошкам нравится плавать, я беру телефон.

— Да, мам.

— Ты спала? надеюсь, что ты не спишь. Это смена поясов. Я никогда не знаю, который час.

— Я в постели, но еще не спала. Ты в порядке?

— О, хорошо. У Ремингтона выходной?

— Наверное, я не знаю. Я его не видела. — И начинаю плакать. Я не могу винить себя. Я была уже на полпути к концу, когда она позвонила. Все, что было нужно — это просто вспомнить о нем, чтобы все сработало.

В течение следующих двадцати минут я делаю, вероятно, очень дорогой международный телефонный звонок — моя мама не умеет пользоваться скайпом. Я обрушиваю на нее все. То, что я никогда не выйду замуж и не заведу детей. Я всегда буду второй после сноуборда по имени Диана. Вся моя неуверенность и тревоги, которые я крепко держала в себе последние четыре года, выплескиваются из меня, как через открытую плотину.

Когда я, наконец, замолкаю, она не отвечает. В телефонной линии слышно только мое сопение.

— Мам.

Она вздыхает.

— Марс, кажется, у тебя трудные времена и ты задала слишком много вопросов.

Ни хрена. Разве мамы не дают хорошие советы? Рассказать тебе то, чего ты не знаешь?

— Ты любишь Реми и, очевидно, что он тебя тоже обожает. Вы оба сейчас в стрессовой ситуации. Это могут быть его четвертые Зимние Олимпийские Игры, но на Реми сильно давят. Особенно, когда он думает о том, что это его последний шанс. Ты знаешь мужчин. Они не хотят себя никогда видеть старыми или слабыми. На прошлой неделе твой отец пытался за один раз втащить все пакеты с продуктами и надорвал спину.

Я представляю, как мой отец пытался это сделать, и от ее истории, усмехаюсь.