Его повесили на площади Победы. Архивная драма - страница 27

“Брауншвейг, 28 июля 1939. Рейхсфюреру СС и шефу немецкой полиции Г. Гиммлеру. Пункт 1. Вечером 23.06.1939 г. я выехал на двухместном автомобиле полиции (номер – В 19 399) из Брауншвейга в Гифхорн, в мой охотничий домик. Пункт 2… В 13:30 господин Шмитт, советник имперского Министерства экономики… пригласил меня на ужин в узком кругу в отель “Лоренц” в Брауншвейге. Эта встреча должна была послужить укреплению товарищеского духа между партией и правительством”.

Далее идет перечисление фамилий и чинов участников ужина. Еккельн всячески пытался отвести от себя подозрение в чрезмерном употреблении спиртного. За весь вечер им лично было выпито “от четырех до пяти бокалов мозельского вина”, “не более четырех стопок шнапса” и после этого, возможно, “еще три, самое большее четыре бокала пива”. Сам этот подсчет дорогого стоит. Это сколько же надо было на самом деле выпить, чтобы минимизация дала такой результат! Впрочем, за точность подсчета выпитого он не ручается, “так как, естественно, не делал никаких записей… Если мое объяснение об употреблении алкоголя является недостаточным, я прошу опросить участников ужина”.

Зато он не курил, что специально подчеркнул в своем рапорте, поскольку курение считалось грехом едва ли не большим, нежели пьянство. “С 1 апреля мне было установлено правило, чтобы я не употреблял табака в течение одного года”. НСДАП ввела запрет на курение во всех партучреждениях, а Гиммлер запретил офицерам СС и полиции курить в рабочее время. На Еккельна, по-видимому, было наложено более строгое ограничение.

Гитлер сам бросил курить и призывал к тому же всех в своем окружении. В стране развернулась антитабачная кампания. Нацисты утверждали, что в распространении табака виновны евреи, табак был впервые завезен в Германию евреями, и евреи контролируют табачную промышленность.

С приходом Гитлера в статистике отмечается рост потребления алкоголя, в первую очередь пива. В 1938 году в Германии, по официальным данным, насчитывалось 300 тысяч алкоголиков. Вряд ли в их числе был учтен начальник земельной полиции Фридрих Еккельн.

Правда, сам фюрер в рот не брал спиртного, Гиммлер не мог выпить больше двух кружек пива. Но ими всячески поощрялись пивные вечеринки “в целях укрепления товарищества и дружбы”. Товарищество – очень важная категория в нацистской Германии. “Говорят, будто немцы порабощены нацизмом, – писал в 1939 году уже упоминавшийся юрист Себастиан Хафнер. – Это только половина правды. С немцами произошло нечто худшее, для этого еще не придумано слова. Они – отоварищены. Они живут в волшебном мире мечты и опьянения. Оно и впрямь демонично, безмерно опасно, это многохвалимое, безобидное, прекрасное мужское товарищество. Нацисты знали, что делали, когда навязали его в качестве нормальной формы жизни целому народу”.

…Совместное возлияние решено было продолжить в его охотничьем домике. В объяснениях по пункту три Еккельн подчеркивал, что если по дороге туда и нарушил правила, то совсем немного. Если и допускалась скорость 100 километров в час, то на свободной дороге, а во время проезда через населенные пункты он сбрасывал скорость.

Гонки на дороге – не что иное, как проявление скрытой агрессии. И, скорее всего, алкоголизма, обвинения в котором Еккельн всячески избегал. Правда, его алкоголизм за годы пьянства, вероятно, изменил свою природу, он больше не имел никакого отношения к психологической самозащите, к тому, чтобы спрятаться от плохих мыслей. Теперь Еккельн пил от полноты жизни – “могу себе позволить, жизнь удалась”.

“На выезде из города с восточной стороны, где шло пересечение дорог Гифхорн – Эльцен, был закрыт шлагбаум. В то время, как я остановил машину, не знаю откуда, появился некий господин и сделал, подойдя к моему автомобилю, мне упрек в вождении с нарушением правил. Он был водителем автомобиля, который напрасно пытался меня обогнать на трассе. Этот господин сказал мне, что поскольку он член НСКК[1], то должен на меня заявить. Я сказал ему, что мне безразлично, что он там напишет. Как я установил, речь шла о господине Хусманне из Гамбурга. Хусманн тогда утверждал, что я был в состоянии опьянения… Я заявляю, что разговор с Хусманном проходил в совершенно спокойной и вежливой форме. 24.06.1939 г. я был, как обычно, на службе около семи часов утра”.