Его позывной - "Антей" - страница 10

Уже после первых уборок мы поняли, что фигура старпома с накрахмаленным носовым платочком, знакомая нам из книжек, - это далеко не мифическое, а вполне реальное лицо. На «Седове» им был коренастый, молчаливый, рыжеватый старший лейтенант. Как правило, под конец большой уборки он появлялся у нас в кубрике, доставал один и тот же белый платочек, от которого нас бросало в ужас, просовывал его в какую-нибудь щель за рундуком или трубопроводом. Потом долго и с отвращением рассматривал, поворачивался и выходил, не сказав ни слова. Это означало, что мы должны начинать все сначала.

Привыкшие к пространству аэродрома, мы никак не могли привыкнуть к быстрому перемещению по узким отсекам и крутым трапам, к большому количеству металлических частей, которые выступают в самых неожиданных местах на нашем пути. Уже на второй день на моей голове, казалось, не было живого места и образовалась одна сплошная шишка.

Моряки любят подшучивать. Многим из нас приходилось и макароны продувать от пыли, и точить наждаком якорь, и искать в соли вредителей.

Но все это детали. Главное - мы познакомились с условиями Военно-Морского Флота, с которыми придется столкнуться в будущей нашей службе в авиации ВМФ, привыкли к суровой жизни тех, кто руководит и обслуживает все эти крейсера, эсминцы, подводные лодки и катера, находясь в постоянной боевой готовности».

И снова годы учебы в авиационном училище… Георгию Шонину теперь предстояло овладеть не только теоретическими науками, но и летным мастерством. Училище по настоящему стало для Георгия вторым домом.

Кстати, вместе с Георгием Шониным в том же авиационном училище постигал азы летного дела и Григорий Нелюбов, который в будущем тоже окажется в составе самого первого отряда советских космонавтов, но судьба которого сложится совершенно иначе, чем космическая доля Георгия Шонина.

Казалось бы, при таком плотном графике теоретических и практических занятий, который был в Ейском авиационном училище, о какой общественной работе может идти речь? Только бы успевать учиться… Но нет, Георгий по-прежнему остается комсомольским вожаком и принимает самое активное участие в общественной жизни училища. Организация танцевальных вечеров, концерты самодеятельности, выпуск стенгазет – вот только малая часть того, что успевал делать курсант Шонин во внеучебное время.

И еще одна маленькая, но немаловажная деталь, которая очень точно характеризует Георгия Шонина. Но уже не как курсанта, а как человека.

В Краснодаре был детский дом, и в свои курсантские годы Георгий часто захаживал в него. Он сам потерял отца на войне и хорошо понимал, что такое безотцовщина. А многие из ребят, которые жили в детском доме в Краснодаре, вообще были круглыми сиротами. Курсант Шонин играл с детьми, рисовал с ними самолеты, пел песни и рассказывал разные занимательные истории…

Когда все-таки выдавались свободные от учебы и общественной работы дни, Георгий любил бродить по Краснодару. Улицы, бульвары, скверы… Он всей душой полюбил этот город. И город, казалось, в ответ улыбался ему – улыбками молоденьких девушек, которые иногда поодиночке, иногда группами гуляли по тем же проспектам, улицам и площадям. Сколько было этих легких увлечений и скоротечных курсантских романов? Кто знает…

Четыре года учебы и полетов пролетели как один день. Летали молодые авиаторы много. В те годы на топливе для крылатых машин не экономили, и будущих военных летчиков регулярно отправляли с учебных аэродромов в небесную высь. Летные навыки Георгий Шонин и его друзья оттачивали в пилотажных зонах над просторами Краснодарского края и Азовского моря.

Свои первые полеты Георгий запомнил на всю жизнь. Его самолет всегда шел ровно, уверенно и спокойно, как будто лодкой скользил в плотной и упругой воздушной среде. Крылатая машина словно становилась одни целым с юным пилотом, слушаясь малейшего движения рук Георгия, реагируя на едва заметные перемещения самолетных рулей. Сквозь стекло кабины Шонин поглядывал вниз и его взгляд выхватывал проплывающие внизу серебристые ленты рек и голубые ленточки ручьев, желтые пространства полей, светло-зеленые полосы лесопосадок и темные пятна лесов. А небо над головой раскрывалось куполом пронзительной синевы, бездонным и высоким.