Его там не было - страница 2

— Петровна, опять спишь на работе! — Андрей погрозил пальцем и покосился на меня. — Ещё раз повторится — вышибу, к чёртовой матери, не погляжу на былые заслуги.

Вся эта тирада, вполне очевидно, предназначалась исключительно для меня и как мне кажется, здесь не было никого, кто бы это не понимал. Поэтому женщина, не изменившись в лице, откашлялась и прогудела сиплым басом:

— Да я только на секундочку глаза прикрыла.

— Ладно, смотри мне, — врач махнул рукой. — Дай ключ от сто восемнадцатого.

— Что-то зачастили вы туда, — Петровна рылась в столе. При этом она каким-то странным способом один глаза направляла вниз, а вторым изучала меня. — Сначала — один, таперича — другой. Да ещё и в такое время.

— Не твоё дело! — Андрей ещё раз погрозил пальцем. — И не спи, зараза такая. Я проверю.

Когда мы выходили, я оглянулся: голова Петровны плавно опускалась к заветному столу. Андрей ускорил шаг, очевидно, чтобы я не услышал стука и храпа. Кроме того, он продолжил свой рассказ.

— В общем обычный мальчик из благополучной семьи. Но всё хорошее рано или поздно заканчивается. Как-то раз вся семья на своём автомобиле возвращалась из отпуска и…Короче, обычная история: бухой водила грузовика, машина всмятку, а оба родителя — в морг. Трагедия, такое дело.

Меня несколько покоробило то равнодушие, с которым врач поведал о гибели молодой семьи, но я промолчал. Какой смысл укорять в цинизме именно этого человека, если подобное успело стать своего рода нормой в отношении современных людей? Для спутника погибшие были абстрактными фигурками в сводке телевизионных новостей. Вот они есть, а вот их нет, достаточно щёлкнуть кнопкой на пульте.

— Мальчик каким-то чудом умудрился уцелеть и даже не получил ни единого перелома. Чудо, м-да. К сожалению, единственная полученная им травма, черепно-мозговая, едва не свела пацана в могилу. По дороге в больницу диагностировали клиническую смерть, — Андрей помолчал, видимо для создания интриги, — и она продолжалась порядка полутора часов. Мальчику очень повезло, что его оперировал лучший нейрохирург область, а он никогда не бросает работу, пока есть самый ничтожный шанс. Эту операцию до сих пор считают чем-то невероятным.

Андрей покачал головой, словно сам не мог до конца поверить в рассказанное. В этот самый момент мы остановились перед белой дверью, на которой висел старый покосившийся номер: «Сто восемнадцать». Однако врач не тропился открывать её. Задумчиво уставившись в конец коридора, Андрей вертел ключ на указательном пальце. Где блуждали его мысли, я не знал. Должно быть очень далеко, потому что спутнику потребовалось достаточно много времени, чтобы вновь сфокусировать свой взгляд на мне.

— Можно, я закончу свой рассказ? — попросил он, как-то непривычно жалобно. — А то ваш предшественник вообще ничем не интересовался. А просто выгнал меня из бокса. Не знаю, что там происходило, но вышел он оттуда крайне расстроенным.

— Продолжайте, — разрешил я, пожав плечами. В конце концов, я не испытывал особого желания как можно быстрее попасть за эту обшарпанную дверь с покосившимся номером. Мало того, я испытывал нечто, вроде страха. Страха войти внутрь.

— Так вот, около месяца мальчик лежал в реанимации, пока не стало окончательно ясно, что его жизнь — вне опасности, — Андрей заметно приободрился, когда я разрешил ему закончить рассказ. — Но появились сомнения в психической стабильности пациента. Память сохранилась полностью, но произошли сильные изменения психотипа, если вы понимаете, о чём я. Ребёнок стал необщительным, полностью замкнулся и непрерывно пребывал в депрессии. Кроме того, были замечены попытки суицида, сначала — робкие, а после всё более настойчивые.

— Гибель родителей — тяжёлое испытание, особенно в таком возрасте, — сказал я, искренне надеясь, что дело именно в этом. — Многие дети плохо переносят расставание с близкими родственниками.

— Так дело в том, — Андрей насупился, — что он до сих пор не знает о том, что его родители погибли! Мало того, он никогда не просил, чтобы они пришли его проведать и вообще ни разу не вспомнил о них. В общем, когда попытки самоубийства начали сменяться приступами агрессии в адрес окружающих, мальчика пришлось изолировать. Сначала его пытались держать в обычной клинике, но после того, как поведение пациента стало опасным даже для взрослых санитаров, ребёнка перевели к нам.