Эхо былой вражды - страница 9

— Ну, ты, Родский, даешь! И попробовать травку не разрешаешь, обиженно заметил Лоскут, который уже испытал на себе силу наркотика.

— Если хотите по-дурному загудеть к «хозяину» на червонец и утянуть за собой меня, то никаких проб. Одна краля пробовала, так ты знаешь, что с ней случилось, Лоскут?

— Родила, — оскалив в улыбке красивые здоровые зубы ответил тот.

— Я тебя, Лоскут, предупреждаю: увижу под кайфом — выгоню.

— Не пойман — не вор, — заступился за него Баклан.

— Я травку не курю, а поэтому нарушителя запрета смогу не только по поведению выявить, но и по запаху. Я вас всех предупредил, чтобы потом не каялись, все равно не прощу.

— Ну зачем такие строгости? — вновь недовольно произнес Лоскут.

— Если мы хотим выжить, работая в таком виде бизнеса, то должны быть жестокими не только к своим клиентам, которых травим, но и к себе. Сейчас телки у вас в ассортименте, бабки завелись, чего вам надо еще для кайфа? Ведь баловаться водочкой я вам не запрещаю.

Последние слова Родского вызвали у всех «здоровое» оживление. Лоскут, не удержавшись, пошутил:

— К нам сейчас столько липнет подруг, что хоть гарем заводи.

— Если толково мыслить, то своих подстилок вы можете использовать с прибылью для себя, если на них у вас найдутся клиенты, — подсказал друзьям Родский.

— Были бы у нас условия, можно и таким бизнесом заняться, — с сожалением заметил Баклан.

— Я вам не учитель, а вы мне не ученики, но, между прочим, у хороших клиентов есть свои тачки. Пускай они сами позаботятся о предоставленных им напрокат подругах.

Зачем нужно было Родскому подсказывать такую идею? Может быть, просто по пьянке. А может быть, он хотел показать своему окружению, насколько он умнее его и более приспособлен к жизни.

После освобождения из мест лишения свободы Бугор поселился в огромном двухэтажном особняке. Точно такой же особняк Эльдар построил для себя в то время, когда Бугор «парился у «хозяина». Кроме Бугра в особняке жили четыре телохранителя и пожилая домработница. Двое парней отвечали за наружную охрану, двое других постоянно находились внутри здания. Вроде бы и не было у Бугра сейчас явных врагов, чтобы иметь такую охрану, но его требования к Эльдару в этой части был непреклонны и тот вынужден был удовлетворить прихоть пахана.

На другой день после возвращения Бугор пригласил Эльдара к себе. На втором этаже в зале домработница для них сервировала стол. Когда Эльдар зашел в зал, туда же на инвалидной коляске бесшумно въехал Бугор — худощавый, приятной наружности пятидесятитрехлетний мужчина с коротко стриженными седыми волосами. Внешне он выглядел весьма заурядно, но его маленькие водянистые глаза были цепкими и колючими. Казалось, еще не родился тот человек, который смог бы беспечно выдержать его взгляд.

На Бугре был импортный, яркой расцветки спортивный костюм. Подъехав к Эльдару, он продемонстрировал ему маневренность своей коляски и довольно сообщил:

— Не, Эльдар, угодил ты мне коляской по всем статьям!

Они выпили за возвращение Бугра домой, за новый дом, за коляску… Бугор пил только шампанское, и то рюмочкой, предназначенной для коньяка, объясняя свою сдержанность в отношении спиртного отсутствием здоровья и старостью. Позволив Эльдару утолить голод, Бугор потребовал от него отчет за время руководства тем бандой. Задумчиво выслушал его и не спеша налил себе шампанского, а Эльдару — «Абсолюта», поднял свою рюмку и, дождавшись, когда Эльдар последует его примеру, сказал:

— Давай выпьем за то, что в мое отсутствие ты не угробил, а сохранил всю организацию.

Выпив содержимое рюмки, Бугор отломил от плитки шоколада квадратик и препроводил его в рот, показав в оскале зубы, которые все были золотыми. Не спеша разжевав и проглотив шоколад, задумчиво произнес:

— Теперь я хочу, чтобы ты услышал от меня оценку своей работы. Ты, Эльдар, исполнительный и добросовестный человек. Но страдаешь отсутствием инициативы, не любишь рисковать, не умеешь по-крупному делать деньги…

— Почему ты так думаешь? — обиделся Эльдар.

— После Окуня ты почти семь лет заправлял нашим хозяйством. Ты его не развалил, но и не расширил, не укрепил. Сколько раз я тебе твердил, чтобы ты расправился с Енотом? Ты с ним расправился?