Эхо фронтовых радиограмм - страница 23

стр.

Ранней весной 1942 года неожиданно меня предупредили: «Собирайся, едешь на фронт, по ту сторону Ладоги». Мы знали, что там был Волховский фронт, и нас, нескольких человек, направляли в распоряжение армии под командованием Федюнинского.

Моей радости не было границ! Я ехал к знаменитому в то время Федюнинскому, на Волховский фронт, где нет блокады, нет голода! Оттуда, через лед Ладожского озера, по «дороге жизни», за нами, с Волховского фронта, прибыла автомашина — бортовой ГАЗик! Сборы наши длились недолго. Нам выдали новую переносную радиостанцию (рацию), состоящую из двух ящиков, сухой паек, оружие, боеприпасы, одежду. Мы уселись в кузов автомашины, которая стояла на выезде из ворот школы и стали ждать. Предстояло ехать «дорогой жизни» до Ладожского озера, затем по ледовой трассе через озеро, а там в свою часть.

Но отчаливание автомашины задерживалось, мы сидим в кузове час, второй… Идут разговоры, что ждут сообщений из Ладожского озера о состоянии пути. Так мы простояли до вечера, а вечером поступила команда до утра находиться в казарме в готовности к отправке. Но утром наша отправка снова не состоялась, и так продолжалось несколько дней. Автомашина стояла «под парами», шофер и капитан с Волховского фронта «убивали» время.

Мы уже точно знали причину задержки: из-за внезапного потепления, трасса по Ладожскому озеру стала не проходимой для автомобилей, и движение было приостановлено. Ждали, что морозы поправят положение, но морозов не было, и мы впали в уныние: наша заветная мечта из реальности с каждым днем переходила только в мечту.

Через какое-то время нам сообщили, что лед на Ладоге рухнул и мы остаемся в школе. Нас усиленно стали готовить к практическим делам. Послали на реальные объекты в Левашово, где были развернуты радиостанции, и мы стали тренироваться в работе на рациях в условиях, приближенных к боевым. За несколько недель я уже работал на ключе, как заправский радист, связывался с другими рациями, принимал и передавал радиограммы, были многочасовые дежурства на радиостанции, надо было все время вслушиваться в эфир и не пропустить вызова, иначе последует строгое взыскание. И вот я сижу в теплом деревянном домике, на голове наушники, на столе — радиостанция со светящимися приборами, вслушиваюсь в эфир, где творится что-то невероятное: тысячи точек-тире, треск, шум, глушение. В этом хаосе надо отыскать по позывным «свою» рацию, непрерывно подстраиваться ручкой под ее «голос» и внимательно слушать команды. Если вызывают тебя, надо немедленно ответить.

Однажды я слушал «голос» немцев, которые передавали призывы к бойцам Красной Армии. Я знал, что слушание «врага» строго карается. Но в комнате никого не было, я уменьшил громкость и начал слушать.

Прослушивание немецких передач на русском языке строго каралось по закону, и я знал об этом. Однако любопытство, жажда знать ситуацию в мире превозмогли страх, и хотя и редко, но я настраивался на волну противника и прослушивал некоторые передачи.

Ранней весной в Левашово произошел такой эпизод. Дежурил я на радиостанции, день был морозный и ясный, в окно пробивалось солнце, небольшая комната была ярко освещена. Сидел спиной к входной двери и рукой подстраивал на прием рацию. Рядом с «моей» волной, на которой поддерживалась связь, работала мощная глушилка по подавлению вражеских радиопередач. В этом шуме и грохоте я пытался уловить о чем говорят немцы. Вдруг сзади меня появляется, как из-под земли, фигура сержанта и он кричит: «Ага, немцев слушаешь?!» Я смущенно стал объяснять, что глушилка и вражеский голос находятся рядом, на той же частоте, на которой я работаю. Сержант не стал слушать моих объяснений и быстро ушел. Через какое-то время меня вызвали к майору, политработнику. Принял он меня гостеприимно, пригласил сесть и стал спокойно расспрашивать о радиопередачах немцев. Так как из-за мощного глушения можно было уловить лишь отдельные фразы, я ему чистосердечно рассказал, что немецкая радиопередача идет на «моей» волне, вернее рядом, что она постоянно мешает держать устойчивую связь, из передач можно разобрать отдельное слово. Особый упор я делал на то, что специально настраиваться на радиопередачи немцев я не собирался и не делал этого.