Эхо «Марсельезы». Взгляд на Великую французскую революцию через двести лет - страница 17
Тем не менее не следовало ли ожидать, что умеренные либералы периода Реставрации, как и их нынешние преемники, будут высказывать сожаление по поводу не поддающегося контролю потрясения, которое испытала Франция? И если ревизионисты правы, считая охватываемую революцией четверть века годами «жестокого потрясения» (une peripetie cruelle), после чего жизнь снова вошла в нормальный ритм, не следует ли из этого, что умеренные иногда размышляли над тем, сколь непомерно дорогой ценой пришлось заплатить за столь скромные достижения?[67] Ведь мог бы кто-то из них даже испытывать ностальгию по старому режиму, подобную той, которую туристы порой отмечают у интеллектуалов стран Европы, сбросивших иго Габсбургской монархии в дни их дедов и прадедов? Не следовало ли ожидать массового устремления назад к монархизму, поскольку основы жизни людей были подорваны столь сильно, а получили они столь мало?[68]. Однако ничего подобного не произошло.
Либералы эпохи Реставрации, сколь бы ни были они напуганы событиями но Франции, не отрекались от революции \47\ и не считали, что она нуждается в оправдании. Более того, их историографию один современный им английский консерватор рассматривал как «общий заговор против Бурбонов — поразительный факт оправдания происшедшей революции и тайный призыв к новой»[69]. Он имел в виду Адольфа Тьера, которого даже в 20-х годах прошлого века едва ли можно было обвинить в излишнем радикализме[70]. Сколь бы ни были велики эксцессы времен революции, возникает вопрос: а может быть, это был лучший выход? Франсуа Ксавье Жозеф Дроз, переживший в своей молодости годы террора, выразил эту мысль так:
«Не будем уподобляться тем из древних, кто, напуганный гибелью Фаэтона, просил богов оставить их жить в вечной мгле» [71].
Самое удивительное в позиции либералов Реставрации — это их нежелание отречься от периода революции, который они же сами и осуждали, а именно от 1793—1794 годов — правления якобинцев, свергнутых затем умеренными. Они, конечно, предпочли бы, чтобы революция не пошла дальше 1789 года, дальше «Декларации прав человека и гражданина», чей либеральный характер постоянно подчеркивал Токвиль, или, если говорить конкретнее, принципов Конституции 1791 года[72]. И все же не сам ли Гизо выступал в защиту революции как таковой, считая, что она являет собой «необходимый этап развития общества... страшно тяжелую, но законную борьбу права против привилегий»? Не Гизо ли не желал «отказаться от чего-либо в истории революции»?
«Я не стремлюсь очистить ее от чего бы то ни было. Я рассматриваю революцию как единое целое, я вижу ее достижения и ошибки, положительные и отрицательные стороны, ее победы и поражения... Да, я согласен, во время революции попиралась справедливость, подавлялась свобода. Я даже готов вместе с вами исследовать причины этих прискорбных явлений, более того, признаю, что эти преступления проистекают из самой сути революции»[73].
В отличие от тех, кто занимался подготовкой к празднованию двухсотлетней годовщины Великой французской революции, либералы времен Реставрации, при всей их умеренности, считали, что «в общем и целом, даже учитывая все совершенные в ее период преступления, революция была необходима»[74].
\48\ Одной из причин, заставлявших столь охотно принять то, что Тьерри, говоря об английской революции, называл «необходимыми актами насилия», было то обстоятельство, что период якобинского террора был лишь кратким эпизодом в истории революции и, более того, конец ему положила сама революция. Лишь на короткий промежуток времени революция вышла из-под контроля умеренных. Другой, более веской причиной явилось то, что необходимость революции по-прежнему не подвергалась сомнению. Ибо точно так же, как свершение революции в 1789 году было необходимо для свержения старого режима, только ее дальнейшее развитие гарантировало от очевидных, по их мнению, попыток реставрации этого режима. Ведь развитие «буржуазной» модели французской революции в период Реставрации, которое я пытался проследить, определялось в немалой степени и политической борьбой умеренных буржуазных либералов против попыток реакционеров повернуть колесо истории вспять. Для них это стало очевидным еще в 1820 году, когда политически активные либералы вынуждены были отойти от политики и заняться теоретизированием и писанием научных трудов.