Эхо странствий - страница 8
С КОЧЕВНИКАМИ САХАРЫ
Ландшафт юга Марокко напоминает очень яркие, но однообразные по сюжету тканые гобелены, застилающие стены лавок арабских базаров: скалы, барханы, пальмы, всадники, щетина кактусов… В поисках новых впечатлений я выбрался из зубчатых стен старинных городов и отправился в экзотический простор Юга, влезая в самое сахарское пекло.
Скверная проселочная дорога, какие на картах обозначают пунктиром, порой терялась, сливаясь с равниной. Приходилось останавливать машину, искать зыбкие очертания проезжей части. Во время одной из таких пауз я неожиданно увидел человека. Он удобно лежал на боку, положив под голову гладкий плоский камень, похожий на ложе ружья. Высохшее от солнца и времени темно-коричневое лицо обрамляла короткая белая борода. Голова оплетена тюрбаном и прикрыта сверху капюшоном. Ясные веселые глаза с любопытством смотрели на меня.
Я поздоровался, присел рядом, спросил, далеко ли старик путь держит. Он переменил позу, усевшись на камень, служивший ему подушкой, и ответил, что идет в Загору. Я пригласил его к себе в машину; он охотно согласился, полюбопытствовав, кто я такой. Услышав, что я русский, старик на некоторое время задумался, но, так ничего и не вспомнив, пробормотал:
— Странно, что русские говорят на таком же языке, как наш…
Оазис Загора, куда мы ехали, расположен на подступах к Сахаре. Собственно говоря, у Сахары нет каких-то четких границ начала и конца. Это плоскость, загроможденная черно-фиолетовыми камнями, отсеченная от неба круглым росчерком горизонта. От какого то места, от неведомой мне точки обугленная солнцем мертвая равнина называется Сахарой…
— Сахара там, — показал рукой вперед мои новый спутник Абу Бекр. — Началом Сахары будет последняя финиковая пальма в сторону Юга.
Свои проведенные в странствиях семьдесят лет Абу Бекр прожил необременительно для цивилизации. Налоговые квитанции, алфавит, зубная паста, формы государственного управления, кино — явления и предметы, абсолютно неведомые Абу Бекру. Вольные кочевники не признают ни государственных границ, ни таможенных формальностей. Племена скитальцев находятся в постоянном движении, они свободно передвигаются по территориям Мавритании, Алжира, Нигера, Сенегала, Чада, забредают в Марокко, Тунис, Ливию.
Абу Бекр возвращался из города Варзазат, где удачно продал верблюда марокканским пограничникам. В армии Марокко есть особые воинские части на верблюдах. Никакая техника в мире пока еще не может заменить в пустыне безотказно выносливого неприхотливого горбуна.
Итак, Абу Бекр удачно продал верблюда… Судя по торжественности, с которой он говорил, событие произошло важное, значительное для него. Мне хочется подробнее расспросить старика о его жизни, о выгодной сделке, вообще о верблюдах. Но не делаю этого, потому что арабы не любят прямых, навязчивых расспросов. Я обо всем узнаю потом, в более подходящее время.
Загора удивляет неожиданно фешенебельным отелем, выдержанным в стиле здешних ксаров — жилых крепостей с башнями, как шахматные ладьи. В Загоре есть библиотека, где хранятся пуды еще никем не изученных арабских рукописей. За две медные монеты свитки показывают туристам. Для полного представления о Загоре добавим, что здесь есть мечеть, развалины древних укреплений и слипшиеся, как соты, в одну сплошную массу глинобитные дома. Жизнь поселку дает рыжая река Дра. Роща финиковых пальм широким массивом обступает берега.
Осенью из-под резных крыльев листвы пальм свисают пудовые грозди янтарных фиников. Аккуратно развешанные в помещении под потолком грозди сохраняются годами, плоды всегда остаются сладкими и душистыми. До сих пор у жителей пустынных районов финики иногда заменяют деньги. Ими расплачиваются, например, за привозимый из Тропической Африки маис, ячмень. Существует даже определенный весовой курс фиников; в зависимости от спроса и предложения он колеблется так же, как курс валюты на международных биржах.
— Скажи, Абу Бекр, кто владеет пальмовой рощей?
Мы пообедали в плохонькой харчевне, обошли поселок и теперь от нечего делать сидим в тени деревьев на берегу ленивой реки. Время послеполуденное. Все попрятались от зноя, на улицах ни души, даже детворы не слышно. Так будет часов до четырех, пока солнце не передвинется на Запад.