Эхо вторжения - страница 10
Время уже было позднее, а Мордовцев все еще в смятении чувств расхаживал по комнате и никак не мог успокоиться. Пепельница была полна окурков, в горле першило от табака — обычно он курил гораздо меньше. Необходимо было дать отдых телу и нервам. Наконец он начал раздеваться и, только сейчас обратил внимание на костюм, который был на нем одет. Николай мог поклясться чем угодно, что не имел такого костюма. Слегка подрагивающей рукой он вытащил из кармана паспорт и командировочное удостоверение. Паспорт был его, но номер не сходился с тем, к которому он привык, вписывая его в доверенности. Не было в паспорте и штампа о семейном положении. В командировочном удостоверении было проставлено предприятие, на котором он никогда не работал. Как объяснить этот факт: одежда, надетая на нем и документы, хотя и подтверждающие его личность, в то же время не могут быть его. Похоже, они с двойником «поменялись» даже одеждой. После некоторого раздумья, Николай решил, что такое вполне могло произойти и в сущности ничего страшного не предвещало, и поэтому можно успокоиться. А о том, как найти выход из положения, можно будет поразмыслить позже. Придя к такому выводу, он разобрал постель, из чувства мнимой брезгливости застелив ее свежим бельем, и разделся.
Уже улегшись и накрывшись одеялом, он потянулся к выключателю бра, когда ощутил еще что-то не совсем привычное. — «Обстановка комнаты? Да, нет, к этому я уже притерпелся. Тогда что же?» Николай снова потянулся к выключателю и, в ту же секунду его пронзила догадка. Он лихорадочно осмотрел свою руку. — «Да, так оно и есть!» — На руке не было привычного для него шрамчика, который он заработал еще подростком, врезавшись на велосипеде в стену дома и, который своим видом всегда напоминал ему об этом неприятном случае.
«Что же получается? — Стремительные мысли проносились в голове. — Выходит, что я — это не я! Получается, что мы с двойником не менялись мирами, мы поменялись лишь сознаниями. Технически это, наверное, даже и легче. Сознание, как бы то не было, скорее всего, энергетическая составляющая человека и этой энергетической составляющей вероятно легче проникать между мирами, чем самим физическим телам! Мое сознание вселилось в его телесную оболочку, а его сознание — в мою? А, может быть и не в мою, а в чью-либо еще, и уже этого третьего — в мою? С ума сойти можно, представив, что при существовании бесконечного множества параллельных миров, какая может произойти путаница при обменах сознаниями, и что может из всего этого получиться! И главное, каким образом можно вернуться назад?» Бурный мысленный поток, нахлынувший в мозг Николая, причем весьма далекий от при-вычной реальной жизни, грозил затопить разум и лишить сна на всю ночь. Не желая больше думать обо всем этом, и следуя старинной пословице: «Утро вечера мудренее!» — Он решил впервые в жизни воспользоваться снотворным, и уже несколько минут спустя, погрузился в тяжелый сон без сновидений.
3
Без истинной дружбы жизнь — ничто.
Цицерон.
Ранним утром Николай услышал во дворе тарахтенье тяжелого мотоцикла, выглянул в окно и увидел внизу милицейский «УРАЛ». За рулем сидел человек в легком противохимическом костюме Л-1 и в противогазе ШМС-2, позволяющим разговаривать. Через плечо у него висел автомат АКСУ. Мотоциклист заглушил двигатель, осмотрелся и спрыгнул с мотоцикла. Порывшись в коляске, он достал из нее большой, перевязанный бечевкой сверток в рыжеватой бумаге. Несмотря на объем, сверток не казался тяжелым. Поправив на плече автомат, мотоциклист направился к подъезду Николая. По походке, хотя она и была у него несколько неуклюжей из-за противохимического комбинезона, Мордовцев узнал в мотоциклисте Владимира. Вообще-то Николай ждал от него телефонного звонка, и никак не ожидал увидеть его самого но, тем не менее, поспешил в прихожую, чтобы открыть ему дверь.
Владимир ввалился в квартиру и лишь только Николай закрыл дверь, отдуваясь, стянул с себя противогаз.
— Черт побери! До чего же надоело дышать этой резиной!.. — Выдохнул он.
Не ожидая приглашения, он прошел в комнату и развалился на диване, поло-жив сверток рядом с собой, и все еще отдуваясь. Его веснушчатое лицо было покрыто румянцем и потом. И не дожидаясь вопросов, он заговорил первым: