Екатерина Медичи - страница 46

Французский народ приветствовал начало правления Генриха. Всем смертельно надоели последствия нездоровой политики Франциска, подчинявшегося жадной фаворитке, когда мощь и трезвость суждения изменили ему, особенно во время последней схватки с императором. Манера держать себя и поведение нового короля вызывали расположение. Люди знали о Генрихе немногое — он был доблестен на поле брани, любил охоту и спортивные состязания. От отца он частично унаследовал вечное желание покрасоваться и страстность увлечений. Маска респектабельности еще не слетела с лица молодого монарха, правда об его отношениях с Дианой пока не стала достоянием публики. Венецианский посол кратко описывал Генриха незадолго до вступления на престол, упоминая, что привязанность, установившаяся между ним и фавориткой, напоминала «привязанность между матерью и сыном <…> и эта дама взяла на себя труд учить, поправлять и наставлять <…> его». Люди находили бывшего дофина «мало охочим до женщин», — видимо, по сравнению с постоянным сексуальным голодом его отца. Посол изучил также его личность и способности и нашел, что он «не слишком тороплив в ответах, когда к нему адресуются, но весьма решителен и резок в суждениях. Пообещав что-либо, он всегда постарается исполнить. Разум его не слишком остер, но люди такого склада обыкновенно наиболее успешны. Они подобны осенним плодам, что созревают поздно, зато дольше хранятся <…> Он увлечен замыслами по поводу Италии <…> и обещает итальянцам, озабоченным этими делами, покончить с неурядицами. Деньги он тратит бережно на достойные цели».

Не прошло и суток после смерти Франциска, не миновал еще положенный срок между кончиной старого монарха и публичным провозглашением нового, как Генрих, переводя дух и привыкая к положению неограниченного правителя Франции, уже начал избавляться от министров старого режима и раздавать милости и привилегии своим друзьям и соратникам. Возглавлял этот список Анн де Монморанси, «первый барон Франции». Коннетабль провел в ссылке шесть лет, пребывая в своих обширных лесных владениях со дня позорной отставки. Уже 24 апреля Генрих и коннетабль заперлись вдвоем на два часа в Сен-Жермен-ан-Лэ и, когда вышли оттуда, Монморанси стал главою личного совета короля, ответственным за все правительственные дела.

Теперь он являлся самым главным лицом в стране после самого Генриха, как в военных делах, так и в гражданских. Он быстро занял недавно освобожденные апартаменты мадам д'Этамп, где она жила при покойном короле. Должность главы совета стала наивысшим достижением для человека, который, будучи ультраконсерватором, обладая немалыми способностями военачальника, тактика и организатора оборонительных мероприятий, все же не проявил ни особого военного гения, ни хорошего политического чутья.

Наряду с новыми почестями, Монморанси получил компенсацию за утраченные доходы, которых не получал все годы ссылки. Ему выплатили около 100 тысяч экю и назначили губернатором Лангедока. Официально Франциск не лишал его губернаторства, но на деле во время изгнания коннетабля Лангедоком правили другие. Монморанси держал королевскую печать и следил, чтобы никакие дела не вершились без его предварительной санкции. Генрих позволил старику многим распоряжаться от своего имени, и людям казалось, что коннетабль вообще старается отстранить короля от административной деятельности и все за него решает. Подобно большинству педантов, он обладал способностью замечать мелкие детали, и ничто не ускользало от его взгляда. Держался он так высокомерно, будто знал все на свете. На советах постоянно прерывал говоривших, какого бы высокого сана они ни были, и высказывал свое мнение по поводу ведения всех дел. Его автократическое поведение и рьяный надзор за королем вскоре стали всех раздражать. «Он еще надменнее, чем прежде, и вызывает ненависть в мужчинах и женщинах — во всех без исключения», — подмечал посол итальянского герцогства Феррара. Иностранные посланники вскоре начали жаловаться на то, что этот придира постоянно ставит им палки в колеса и замедляет дела, цепляясь к мелочам. Тем не менее Генрих как будто даже был благодарен своем ставленнику за возможность не вникать в мельчайшие подробности правления, а коннетаблю только того и надо было.