Екатерина Медичи - страница 52

стр.

Король и Диана были в ярости: они восприняли случившееся как собственное публичное унижение, ибо отождествляли себя с Ла Шатеньерэ, и поспешно удалились с места события. Толпа парижан накинулась на угощение, столь преждевременно подготовленное не ожидавшим подобного исхода побежденным. «Супы и закуски они пожирали с жадностью гарпий. Серебряные тарелки и прекрасные приборы были… изломаны или украдены в сумятице <…> а на десерт были тысячи ударов от капитанов и лучников королевской гвардии». День закончился полным хаосом.

Что касается Ла Шатеньерэ, его рану перевязали и сказали, что он будет жить, но его это не порадовало: он потерял честь и, в припадке ярости сорвав повязки, умер, истекая кровью. Потом говорили, что поражение Ла Шатеньерэ стало дурным знамением для короля, явленным в самом начале его правления. И сам Генрих повел себя не лучшим образом — как капризное дитя, а не как великодушный монарх. Екатерине же его фиаско принесло тайное удовлетворение, ибо ее соперница оказалась униженной публично. Как следствие всего этого, Генрих запретил публичные дуэли в качестве способа решения конфликтов.

Однако долго размышлять о последствиях дуэли не пришлось, ибо коронация уже была не за горами. Ее назначили на 26 июля — в Реймском соборе, согласно древней традиции. Генрих совершил официальный въезд в город за день до этого. Ценой гигантских, непомерных расходов город был преображен. Захватывающие представления с нагими нимфами и мужчинами в костюмах сатиров, разворачивались перед королем на пышно разубранных улицах. Екатерина, всего несколько месяцев назад разрешившаяся от бремени, сидела у богато украшенного окна, наблюдая въезд мужа. Проезжая мимо, он приветствовал ее «с подобающим почтением», а когда приблизился к месту, где сидели Диана и ее приближенные дамы, с явным восторгом замахал им рукой. В день коронации Екатерина, весьма раздобревшая, восседала на подмостках, откуда видела всю священную церемонию единения между Богом, королем и Францией. Хотя согласно церемониалу королева и не должна была играть заметную роль в тот день, она не могла не чувствовать себя уязвленной, видя тунику Генриха, расшитую инициалами «Г» и «Д». Несмотря на это, Екатерина с гордостью взирала на то, как муж ее исполнял положенную часть древнего ритуала — с достоинством, благородством и благочестием. И в правду, он молился так долго и страстно, что Диана позже поинтересовалась, что послужило этому причиной. И он ответил, что просил Бога дать ему править долго, если он окажется хорошим королем для Франции, и недолго — если окажется плохим.

Большая часть коронационной присяги состояла из подробнейших обещаний поддерживать христианскую Церковь, ее законы и привилегии. Король обещал защищать «христианское население, подчиненное мне», а далее — «истребить еретиков». Жреческие свойства французской монархии прослеживались в церемонии настолько явственно, что коронация, по сути, превращала короля «из мирянина в священника». Хотя политическая целесообразность церемонии из века в век трансформировалась по мере изменения политических интересов, «одна историческая константа осталась прежней: соединение в единое целое французской монархии и католической Церкви. Язык и символы французского коронационного ритуала намного превосходили обычные церковные обертоны, сопутствующие прочим монархам западных христианских держав». Генрих VIII Английский обладал титулом «Защитник веры», испанский король именовался «Католическим монархом», но король французский имел удовольствие носить титул куда более возвышенный, более старый и славный: «Rex christianisimus», то есть «Христианнейший король». Когда Генрих впоследствии был поставлен перед необходимостью разбираться с реформатами, именно ритуальный брак между королем, церковью и страной стал тем мотивом, который побудил его изгонять еретиков из страны. Как только корона Карла Великого была водружена на голову короля, возглас: «Vivat rex in aeternum!»[30] раздался из уст всех пэров и вельмож. Огромное количество золотых и серебряных монет, специально отчеканенных по этому случаю, бросалось в воздух для собравшейся толпы простонародья, выкрикивавшего: «Щедрость, щедрость!» под оглушительные возгласы и рев фанфар.