Экономика творчества в ХХI веке. Как писателям, художникам, музыкантам и другим творцам зарабатывать на жизнь в век цифровых технологий - страница 6

заставляют нас думать, что можем. Они утверждают, что мы вернулись в золотой век дилетантства. Сделано на коленке, как в старые добрые времена. Но из всех выбранных вами произведений искусства – сколько создано дилетантами? За исключением группы вашего соседа по комнате, полагаю, немного. Вы уже были в театре импровизации вашего двоюродного брата? Разве именно таким вы хотите видеть искусство – не только до конца вашей жизни, но и до предполагаемого конца истории человечества? Еще один гаражный бэнд? Великое искусство, даже просто значимое лежит на плечах индивидуумов, готовых потратить львиную долю своей энергии на творчество, – другими словами, на плечах профессионалов. Любительский креатив – без сомнения, прекрасен для тех, кто им занимается. Но не стоит его путать с подлинно гениальным.

Одним из наиболее вопиющих (и самых известных среди музыкантов) примеров технополлианизма[5] стала публикация Стивена Джонсона, известного писателя, популяризатора науки и теоретика СМИ, в The New York Times Magazine в 2015 году. В статье «Творческий апокалипсис, которого не было» (The Creative Apocalypse That Wasn’t) он опирался на некоторые очень общие (и поверхностно интерпретированные) данные, утверждая (угадайте, что?), будто сейчас – самые благодатные для авторов времена. В ответной статье «Журналистика данных, которой не было» (The Data Journalism That Wasn’t) Кевин Эриксон, директор Future of Music Coalition, исследовательской агитационной группы, камня на камне не оставил от аргументов Джонсона и продолжил следующим: «Если вы хотите знать, как идут дела у музыкантов, спросите их самих, и желательно не у одного. Разные исполнители дадут разные ответы, и все они будут корректны с точки зрения их собственного опыта. Но общая картина будет более точно отображать многообразие происходящего».

Это я и сделал. Опросил музыкантов, очень и очень многих, а также: писателей, мемуаристов, поэтов, драматургов, людей, которые снимают документальные и художественные фильмы, делают телешоу, художников, иллюстраторов, мультипликаторов и концептуалистов. Эта книга строится на примерно ста сорока длинных официальных интервью, неформальных беседах с учителями, журналистами и активистами, продюсерами, издателями и торговцами, консультантами, администраторами и деканами – но в основном с людьми искусства.

Личные истории авторов можно условно разделить на два типа. Среди них – истории вирусного успеха, которые служат пропаганде Кремниевой долины: например, как Chance the Rapper, получивший три «Грэмми» без контракта на запись студийного альбома, или Э. Л. Джеймс, сделавшая из своего фанфика по «Сумеркам» (Twilight) книгу «Пятьдесят оттенков серого» (Fifty Shades of Grey). Также здесь хватает – куда без этого? – биографий, профайлов и интервью успешных авторов всех мастей. Последние совершенно безупречны; нам хочется побольше узнать об этих экстраординарных личностях, в том числе их простом происхождении и трудном начале пути. Но на стыке двух жанров история любого автора – это история успеха, и в каждом случае этот успех кажется неизбежным, поскольку уже является свершившимся фактом. Наши представления об их жизни искажаются из-за предвзятости выборки. Большая часть авторов, даже тех, кто всю жизнь работает, – а их не очень большой процент, – не становятся богатыми и знаменитыми. Именно с такими людьми я и хотел поговорить – не с пробившимися на вершину волшебными единорогами, а такими авторами, как писатель Мэттью Рот, иллюстратор Лили Колодни, музыкант Мартин Брэдстрит и кинематографист Мика Ван Хоув. Кроме того, я взял множество интервью у молодых практиков в возрасте от двадцати пяти до сорока – людей, которые делают карьеру в условиях современной экономики и чьи истории таким образом наиболее точно рассказывают о связанных с этим трудностях.

Добавлю пару слов об этих интервью, которые являются наиболее полезной и трогательной частью моей книги. Я решил провести их не лично, а по телефону, поскольку посчитал, что такие условия – благодаря которым мои респонденты не будут держать себя в рамках, как полагается при личной встрече, – сделают общение более честным, более откровенным и менее осторожным. Так и случилось. Я попросил уделить мне всего час. Беседы неизменно были долгими. Они часто затягивались на полтора или даже два часа, пока эти люди раскрывали самые деликатные подробности своей финансовой жизни. А в конце разговора они часто благодарили меня. Люди хотят, чтобы их услышали. Они готовы рассказывать. Мне было неловко от этого доверия, оказанного незнакомыми людьми, и я могу лишь надеяться доказать на страницах книги, что достоин его.