Экс-любовники - страница 17

– Я разберусь, – обещаю, царапая ладони ногтями в попытке избавиться от нарастающего дискомфорта. Внутри всё кипит. Кто дал им право позорить меня перед Каримом? Ты работаешь, стараешься, чтобы всё было как надо, а кто-то другой в это время подкладывает тебе свинью! – Могу идти?

Карим отрицательно качает головой и указывает на кресло. Я покорно в него сажусь, в то время как перед глазами проносятся картины кровожадной расправы над нарушительницами трудовой дисциплины. Поскорее бы отсюда выйти и устроить им кузькину мать.

– Слушаю вас.

Карим подаётся вперёд, сдвигает брови.

– Что у тебя за проблемы с Маратом?

От неожиданности я даже не сразу нахожусь, что ответить. Он что, сбегал наябедничать? Ах он… Да что за день сегодня такой?

– У меня проблем с Маратом нет, – холодно чеканю я. – Очевидно, они есть у него, но я об этом не знаю.

– Ты управляешь этим рестораном, и тебе положено знать обо всём, что здесь происходит, – безжалостно отрубает Карим. – Разве нет? Марат сказал, что в вопросах кухни ты не объективна и не слышишь никого, кроме себя. Что случилось с тем блюдом, которое вы обсуждали?

У меня даже в ушах начинает звенеть от такого обвинения, и будь моя воля – в эту минуту я бы уже одевала ябеде Марату кастрюлю с том ямом на голову.

– А Марат не сказал тебе, – негодую я, от волнения переходя на «ты», – что пасту, которую он принёс, не стали бы есть даже дворовые собаки? На вкус откровенное дерьмо, и я бы лучше уволилась, чем запустила это в меню.

– Тогда, может быть, стоило дать попробовать кому-то третьему?

– И что изменилось бы в этом случае? Я должна поверить кому-то другому, но не себе? Как ты верно заметил, я управляю этим рестораном.

Лицо Карима становится холодным и отстранённым.

– Мне не нравится, что с косяками твоих сотрудников приходится иметь дело мне. Хороший руководитель такого не допускает.

– Я уже сказала, что с официантками разберусь. У меня была с ними договорённость, которую они нарушили. Признаю, это моя вина. Но с Маратом виноват ты сам.

– Я? – переспрашивает Карим, поднимая брови.

– Да, ты. Ты его выделил на собрании, спросив, откуда он родом, и с тех пор Марат ведёт себя как гусь, которому в зад по случайности попало павлинье перо. Считает себя особенным. Конечно, ему не понравилось, что я зарубила его разработку. Он же твой земляк, а я в его глазах выскочка, которая ничего не понимает в искусстве приготовления пищи! Ты меня спросил, согласна ли я на работу, и я сказала, что согласна. А ты сам-то согласен, чтобы я продолжала работать? Потому что сейчас ты тоже подрываешь мой авторитет. Мне теперь каждый раз бегать к тебе на ковёр, когда кто-то из сотрудников решит поныть, какая я нехорошая и как его обижаю?

Я хотела показать Кариму, что могу рассуждать о рабочих вопросах спокойно, но к концу своей тирады всё равно перешла на возмущённый крик. Рубашка становится тесной в груди, щёки пылают. Не могу я спокойно реагировать на несправедливость. Я свою работу делаю хорошо. Марат кто? Шеф-повар, который к тому же получает ещё больше, чем я. Вот пусть и разрабатывает нормальные блюда, а не к Исхакову стучать бегает.

Карим молча наблюдает, как я приглаживаю волосы, которые стали топорщиться от возмущения, и ощупываю воротник рубашки. Если он скажет, что Марат прав, то я уволюсь. Наплевать, что будет нечем платить за квартиру и придётся просить взаймы у папы… Лучше так, чем терпеть это монголо-татарское иго.

– Можешь возвращаться к работе, Вася, – его голос звучит так, будто он улыбается, хотя улыбки на лице нет. – Как только эскизы по форме будут готовы, сразу перешли мне.

Пробормотав «угу», я выхожу за дверь. Внутри по-прежнему клокочет гнев. Нет, ну как так можно? Они меня все вместе выжить решили?

Розу и Вику я нахожу на кухне. Завидев меня, они начинают демонстрировать исключительную занятость, но это их, разумеется, не спасает.

– Ты уволена, – без прелюдии тычу пальцем в Розу. Она больше всех жеманничала с Каримом, поэтому я выбираю её. – А тебе, – поворачиваюсь к Вике, – моё последнее предупреждение. Почувствую запах сигарет, даже если ты просто мимо курящих проходила, – вылетишь на улицу в ту же минуту.