Экспансия Португалии в Африке и борьба африканских народов за независимость (XVI–XVIII вв.) - страница 14
Расположенная узкой длинной полосой вдоль побережья Атлантического океана, Португалия развивалась быстрее других пиренейских государств и уже к XV в. превратилась в торговую страну с большим морским флотом.
Поскольку Португалия обладала весьма ограниченными естественными ресурсами, фидалгу и купечество обратили свои жадные взоры на еще неведомые заморские территории. Воинственные фидалгу, целые поколения которых выросли в беспрерывных войнах с арабами и для которых война стала главной профессией, теперь остались не у дел и требовали от королевской власти организации заморских экспедиций, с которыми они связывали мечты о богатстве и славе. Купцы привозили в Португалию с таинственного Востока роскошные ткани, драгоценности, диковинные изделия из слоновой кости и, наконец, специи, ценившиеся в Европе невероятно дорого. Все это разжигало аппетиты обедневших португальских фидалгу и мечтавших о новых прибыльных рынках купцов. Еще больше распаляли их воображение циркулировавшие в XV в. слухи и рассказы арабских купцов и путешественников о том, что в Африке, за пустыней Сахарой, много золота.
Под давлением фидалгу и купечества король Жуан I построил сильный военный флот и в 1415 г. захватил североафриканский порт Сеуту (на территории нынешнего Марокко), положив тем самым начало многовековой одиссеи португальской колониальной экспансии.
Вдохновителем и организатором заморской экспансии Португалии стал принц Энрике (1394–1460), известный в литературе под именем Генрих Мореплаватель, хотя он ни разу не участвовал в далеких морских экспедициях[2].
В 1420 г. принц Энрике стал великим магистром Ордена Христа — полувоенной, полумонашеской организации. На средства ордена принц основал обсерваторию и мореходную школу в Сагрише и начал посылать экспедицию за экспедицией, чтобы больше узнать о том, «что же спрятано от человеческих глаз в Южном море».
По сообщению хрониста Зурары, Энрике ставил при этом перед моряками пять главных целей: исследовать неизвестные страны, лежащие за мысом Бохадор; установить торговые связи с христианскими народами, если они будут обнаружены; определить степень и масштабы магометанского влияния; найти христианских союзников для борьбы против магометан; обращать туземцев в христианскую веру [41].
Зурара, разумеется, скромно умалчивает о том, что главная цель Энрике заключалась не столько в том, чтобы завладеть душами новообращенных туземцев, сколько в том, чтобы завладеть золотом, слоновой костью и пряностями, которые были главным предметом вожделений «благочестивого» инфанта.
Впрочем, в 40-х годах XV в., ознакомившись с «Книгой» Марко Поло, принц Энрике потребовал от своих капитанов предоставлять ему информацию о «христианских королях» на Востоке, особенно о христианской стране «царя-священника Иоанна», а также собирать сведения о морском пути в Индию [43, дек. I, ч. 1].
Вслед за фазой открытия западного побережья Африки, длившейся с 1435 по 1462 г., началась фаза активной колониальной экспансии Португалии в этом районе.
Принц Энрике, понимая огромные экономические выгоды, которые сулило обладание вновь открытыми землями, позаботился о том, чтобы сделать их собственностью португальской короны и гарантировать от посягательств других европейских держав.
Как сообщает Ж. де Барруш, принц обратился к Ватикану с просьбой «отдать в вечное владение короне этого королевства (Португалии) всю землю, как уже открытую, так и ту, которая будет открыта на этом нашем море-океане за мысом Бохадор» [43, дек. I, кн. 1, гл. 7, с. 32].
В 1454 г. римский папа Николай V пожаловал Португалии папскую буллу, по которой Португалия получала права на все земли и острова, «как уже приобретенные, так и те, которые будут приобретены к югу от мыса Бохадор с полным отпущением грехов всем, кто может потерять жизнь во время этих завоеваний» [323б, с. 21].
Буржуазная историография безмерно идеализирует Генриха Мореплавателя, изображая его как бескорыстного идеалиста, движимого исключительно любовью к богу, науке и знаниям. Так, западногерманский историк Р. Хенннг утверждает, что «не низкая жажда наживы, но подлинно культурные и научные интересы определяли деятельность принца» и что «нет никаких оснований обвинять принца в погоне за добычей и грабеже» [189, с. 21; см, также 233, с. 118].