Экспедиція въ Западную Европу Сатириконцевъ: Южакина, Сандерса, Мифасова и Крысакова - страница 30

Многіе держали ружья, а шляпы и платье ихъ были украшены разноцвѣтными лентами, вносившими нотку тупой наивности.

Многіе держали ружья.

Эти ѣхали на одинъ изъ безчисленныхъ маленькихъ праздниковъ стрѣльбы и были слегка пьяны, какъ и многіе другіе, ѣхавшіе просто для прогулки…

Были и совсѣмъ трезвые, но ихъ полусонные глаза и свободно вихлявшіе въ суставахъ члены дѣлали ихъ похожими на пьяныхъ.

Они не были сдержаны, чувствуя себя хозяевыми вагона, громко смѣялись и пѣли, а ссохшіеся пальцы ихъ закорузлыхъ рукъ блуждали по колѣнямъ, бедрамъ и грудямъ сидѣвшихъ рядомъ женщинъ.

Это была ихъ собственность — спокойныя некрасивыя женщины въ черныхъ корсетахъ, высокихъ и плоскихъ, раздавливающихъ груди.

А свободныя отъ легкой белой матеріи шеи, съ большими кадыками и припухшими железками, казались столь же предназначенными для дешевыхъ украшеній, какъ для большого альпійскаго колокольчика.

Онѣ отвѣчали на ласки неопределенными улыбками, реже пожатіемъ рукъ и еще реже поцѣлуями.

Онѣ знали, что это ихъ право или обязанность, поэтому мало стѣснялись, не придавая значенія присутствію постороннихъ и еще менѣе случайному уродству своего собственника.

Среди мужчинъ я замѣтилъ двухъ или трехъ идіотовъ природныхъ или, можетъ быть, изготовленныхъ по рецепту того сердитаго господина съ племянницей.

Наблюдать за ними было скорѣе любопытно, чѣмъ весело, и я вздохнулъ облегченно, когда поѣздъ остановился.

— Везенъ!..

Картина, которая мнѣ представилась, была немного олеографична все же прелестна. Я пошелъ вдоль Валльскаго озера, узкаго, очень глубокаго, сжатаго стѣнами угрюмыхъ, мѣстами соверешенно голыхъ скалъ.

Его неподвижная, нѣмая вода казалась голубымъ застывшимъ металломъ, эмалью, подернутой розово-дымчатыми и синеватыми тѣнями — отраженіями скалъ и неба и еще чего то для меня непонятнаго.

Вода не походила на воду нашихъ озеръ и рѣчекъ, какъ красивая мертвая кокотка пальма не походитъ на вѣчно трепещущую березу.

Я шелъ по великолѣпному шоссе, минуя деревню за деревней, — всюду было электричество и маленькіе чистые отели, — отелей чуть ли не больше, чѣмъ обыкновенныхъ домовъ.

Это былъ сплошной гимнъ удобству за небольшую, но наличную плату. Торжество невѣроятнаго, почти нечеловѣческаго труда, создавшаго сады и огороды на каменныхъ склонахъ, обвившаго ихъ бледными гирляндами идеальныхъ дорогъ.

Откуда то снизу маленькіе и попрыгивающіе пустые звуки деревенскаго оркестра, странно и полно гармонировавшіе и съ озеромъ и съ гладкой дорогой и съ обрывами голыхъ скалъ.

Я спустился къ небольшой деревенской гостинницѣ.

Никогда еще я не видѣлъ человѣческаго благополучія такимъ близкимъ и полнымъ, во всемъ его ужасѣ.

За многочисленными столами сидѣли мужчины, женщины и дѣти — некрасивые, опрятно одѣтые. Скромная ѣда и неважное пиво казались имъ безконечно вкусными, а писклявые звуки двухъ скрипокъ, кларнета и флейты стройными и гармоничными.

За многочисленными столами сидѣли мужчины, женщины и дѣти.

— Хорошо играютъ, — сказалъ я сосѣду.

Онъ съ достоинствомъ кивнулъ головой.

— О! Превосходно! Въ тактъ!!

И съ гордостью указалъ на бѣшено, но точно отбивавшую тактъ скрипку.

— Это самый честный музыкантъ, — пояснилъ онъ. — Пива!

Я посмотрѣлъ вдоль скамеекъ на десятки перекошенныхъ костистыхъ плечъ, на уродливыя оттянутыя трудомъ руки, на тусклые глаза, опущенные въ кружки съ пивомъ.

Гармонія труда и пива, благодарность за то и другое.

Они имѣли все.

— Поѣли? — раздался у меня за спиной тонкій непріятнаго тембра голосъ. — Налюбовались картиной?

Я обернулся на длиннаго бѣлобрысаго юношу, довольно плохо одѣтаго, съ мѣшкомъ за плечами; длинные сухіе волосы доходили до плечъ, а на желтомъ лицѣ змѣилась язвительная улыбка.

— Поѣлъ, — сказалъ я.

— Въ Валленштадтъ?

— Въ Валленштадтъ.

— Пойдемъ вмѣстѣ, — рѣшилъ онъ.

— Здѣшній — студентъ, — издѣваясь надъ самимъ собой, представился бѣлобрысый юноша. — Два года уже здѣсь, чортъ бы ихъ взялъ! А вы?

— Я такъ, проѣздомъ.

— Нравы изучаете?.. Изучайте, изучайте… Дѣло немудреное. Здѣсь — что профессоръ, что мясникъ — одно добро. Одно…

— Это только доказываетъ уровень развитія мясниковъ, — возразилъ я, не желая поддерживать его сквернаго язвительнаго настроенія.