Эксперт № 49 (2014) - страница 5
При этом надо понимать, что речь идет именно о стабилизирующей роли ОПЕК, но не о финансовом манипулировании рынком. «Несмотря на несомненную популярность объяснения динамики нефтяных цен поведением финансовых инвесторов, мы продолжаем придерживаться мнения, что в конечном счете фундаментальные факторы, баланс спроса и предложения, продолжают оказывать решающее влияние на тренды нефтяных цен. Поведение финансовых инвесторов лишь следует за ними, исходя из понимания инвесторами физического баланса на нефтяном рынке. Кроме того, должен отметить, что эмпирические исследования, проведенные и нашей компанией, и другими известными мне аналитическим центрами, не подтвердили гипотезу о влиянии курса доллара на нефтяные цены», — утверждает Владимир Дребенцов из BP.
Резкие же ценовые скачки вызваны не умыслом и заговорами, а крайне низкой эластичностью спроса по цене. Так, расчеты специалистов показывают, что на том участке кривой спроса на нефть, на котором мир живет последние годы, эластичность спроса по цене составляет около 0,016. То есть, к примеру, снижение цен на 10% приводит к росту спроса на нефть всего на 1,6%. Именно подтверждение этого теоретического утверждения мы постоянно наблюдаем на нефтяном рынке. Небольшого дефицита нефти (или даже просто опасений его возникновения) достаточно для гораздо более заметного по сравнению с размерами дефицита (в процентном отношении) взлета цен, и наоборот, даже небольшой излишек нефти на рынке (как сейчас) требует гораздо большего падения цен для балансировки рынка.
Заговоры и заговоры
«Про централизованное влияние финансовых рынков на цены на нефть все любят поговорить, но никто не может ничего конкретного найти. Финансовая настройка рынка нефти нереальна и опасна политически. Один раз подкрутили так — одни недовольны, в другой раз подкрутили так — другие недовольны. В итоге все передерутся. Когда в колебании цен виноват некий рынок, на который невозможно подать в суд, — это одно, когда этим занимается какой-то конкретный орган — совсем другое, — объясняет Леонид Григорьев. — Надо понимать, что, скажем, популярное в 2008–2009 годах объяснение резких колебаний цен влиянием трейдеров устроило всех: страны-экспортеры, импортеров, нефтяные компании. Все были довольны, потому что нашли виноватого, которому это абсолютно не повредило. Финансовые трейдеры легко перенесли все обвинения в том, что они торгуют нефтью, сказали: “Да, торгуем и будем торговать дальше, отвалите от нас”».
Как бы то ни было, полностью изолировать рынок нефти от влияния политических процессов невозможно. В связи с этим интересно, как дальше поведет себя ОПЕК? Не приведет ли различие позиций к реальному расколу в картеле? Ведь для Венесуэлы, для находящегося там в последние годы у власти политического режима и отстаиваемой им социально-экономической модели столь низкие цены на нефть сродни приговору. По некоторым оценкам, для балансировки госфинансов Венесуэле необходимы 140 долларов за баррель — неудивительно, что именно эта страна стала застрельщиком борьбы за сокращение квот.
Однако, несмотря на драматичное положение целого ряда добывающих стран (речь прежде всего о Латинской Америке и Африке), ожидать раскола ОПЕК не стоит. Дело в том, что у картеля имеется обширный негативный опыт ценовых войн и взаимной конкуренции, и потому он вряд ли повторит эту ошибку. «В основном все вспоминают лишь идиотские заговоры. Например, заговор 1986 года, когда саудовцы воевали с Венесуэлой. Они тогда сбили цену с 50 до 15 долларов и сидели в долгах длительное время. Потом они встали на грабли во второй раз — в 1998-м, когда допустили хаотическую конкуренцию и еще раз сбили цену — до восьми долларов за баррель, — говорит Леонид Григорьев. — Вопрос в том, наступит ли ОПЕК в третий раз на грабли. Мой ответ: естественно нет. Они, конечно же, нарушают дисциплину, качают лишнюю нефть, но вопрос в масштабах бедствия. Скажем, в 2009 году, когда было тяжело, среди членов ОПЕК была самая высокая дисциплина в ее истории. Поэтому, когда мы говорим об ОПЕК, надо понимать, что главное в этой организации — это то, что она включается тогда, когда действительно жизнь берет за горло».