Экспресс «Надежда» - страница 26
— Умывайся, — Игорь кивком указал на раковину. — Сейчас полотенце чистое принесу.
И как только Иван сполоснул лицо и руки, вручил ему полотенце и решительно выставил из кухни.
— Ступай в гостиную, а я тут завтрак соображу.
«Гостиная» тоже была невелика: стол, три откидных койки, платяной шкаф. На антресолях, виднелись два скатанных матраца. Третий лежал на откинутой койке, застланный байковым одеялом.
— Отдыхай, — указал Игорь на койку и включил стоявший на столе радиоприемник. — Музыку послушай. Сегодня весь день концерты будут гонять.
«Spidola», — прочитал Иван поблескивающее никелем название радиоприемника. Города на шкале настройки тоже были обозначены латинскими буквами. «Трофейный», — решил Иван, садясь на койку и вдруг весь напрягся:
— загремел в вагончике хор суровых мужских голосов.—
Игорь убавил громкость, подмигнул и отправился готовить завтрак.
Песня брала за душу, будила воспоминания, сближала дальние дали. Теперь он уже не чувствовал себя посторонним в этом поначалу чужом для него мире, нащупал связующее звено. И звеном этим была песня.
Иван шагнул к окну и сдвинул противомоскитную сетку. В лицо дохнуло прохладой. У самого горизонта группами и поодиночке шли пыльные смерчи, и было в их движении что-то пугающе нереальное, неподвластное привычным земным категориям и закономерностям.
Сквозь заключительные аккорды песни прорезался голос диктора:
— Тридцать лет назад, 9 мая 1945 года залпы салюта над поверженным в прах рейхстагом возвестили миру о победе советского народа над гитлеровской Германией!
— Т-та-ак-к… — Иван почувствовал, что вот-вот упадет, и медленно опустился на койку. Лоб опять покрылся холодным потом. Он достал платок, расправил и уткнулся в него лицом. Победа. Он так ждал этого дня… На фронте, в госпитале… Каждым вылетом, каждым сбитым фашистским самолетом старался приблизить победу… Тысячу раз представлял себе этот день, огни салюта, сияющие лица однополчан, ощущение безграничной радости… И вот — победа. А он узнает о ней тридцать лет спустя!.. И нет вокруг никого из друзей. И ощущения радости пет, а только горькое чувство вины… Вины? А в чем его вина?!
— Аспирин-то я забыл дать. Э, братишка, да тебе, я смотрю, совсем худо. — Игорь выключил приемник, протянул Ивану таблетку и стакан с водой. — Держи-ка…
Зарудный машинально взял аспирин.
— Глотай, — скомандовал Игорь, — И па боковую. Сосни чуток. Проснешься, позавтракаем.
Иван проглотил таблетку, отдал стакан, лег, закинув руки за голову. Закрыл глаза.
Что теперь? Вопрос родился в сознании сам собой. И, как ни странно, вдруг само собой пришло спокойствие. Схлынуло нервное напряжение, стало легко и покойно, как бывает, когда возвращаешься домой после утомительно долгой поездки.
Домой… Иван обвел взглядом немудрящее убранство вагончика и усмехнулся. В экспрессе все было в тысячу раз комфортабельнее: живи йе хочу! Но там он чувствовал себя чужим, а здесь… Здесь он д о м а.
И дело даже не в том, что, судя по всему, отсюда рукой подать до Турткуля: тридцать лет срок не малый, все там наверняка изменилось.
Он поднялся и включил радио. Передавали старинный марш «Прощание славянки». Из кухни потянуло горячими шкварками.
— Вань! — позвал Игорь, — Ты яичницу как любишь — глазунью или взболтать?
— Все равно. — Он похлопал по карманам комбинезона. Папирос не было.
— Как? — не расслышал Игорь.
Иван вышел в тамбур, полез в карман куртки.
— Все равно, говорю.
Дверь в кухню была открыта. Игорь вовсю колдовал над сковородкой. Увидел Ивана, кивнул.
— Кури здесь. Тут, кроме меня, все смолят… А куртка у тебя — блеск. Кожаная, на меху. Летаешь или технарь?
— Летаю.
— Понятно. — Он выключил конфорку под сковородкой. На второй конфорке поблескивал металлический чайник. — А, ч-черт! Забыл совсем. Будь другом, слетай к мотоциклу, сумку принеси.
Стол удался на славу. Салат из свежих помидоров и огурцов. Редиска. Гора зелени. Яичница-глазунья и нарезанный тонкими ломтиками копченый окорок.