Эктор де Сент-Эрмин. Части вторая и третья - страница 19

Кернош был не из тех, кто заставляет себя упрашивать. И потому, подав знак, что он сейчас начнет, бретонец запел, со всеми прикрасами в голосе и всеми гримасами на лице, какими ее полагается сопровождать, следующую песню:

— А теперь хором! — крикнул Кернош.

И в самом деле, все гости, за исключением метра Стальная Рука, чей мерный храп слышался за дверью, подхватили хором:

Эта песня, подлинная поэзия полубака, должна была иметь огромный успех во время матросского застолья; некоторые куплеты удостоились чести быть повторенными на бис, и казалось, что крики браво и аплодисменты не утихнут даже после обеда. Но нисколько не меньший восторг, чем куплеты боцмана, вызывало спокойствие, которое сохранял Рене после того, как он осушил кубок, бросив тем самым вызов фехтмейстеру: лицо у него не покраснело и не побледнело, а речь заплеталась не больше, чем речь человека, выпившего поутру стакан воды.

Все повернулись к Сюркуфу; песня, исполненная им, увеличила бы цену его гостеприимства; он понял, чего от него хотят, улыбнулся и сказал:

— Ну что ж, ладно! Спою вам сейчас свою матросскую песню о том, как я давал уроки юнгам.

Послышался шепот, который перекрыли крики: «Тсс! Тихо!» Установилась тишина.

Сюркуф сосредоточился и начал так:

Сюркуф исполнил все следующие куплеты, и его успех был нисколько не меньшим, чем у Керноша. Между тем любопытство, сквозившее во взглядах прелестной хозяйки дома, говорило о ее желании узнать, естественным образом или усилием воли Рене удавалось держаться с таким хладнокровием.

Не в силах терпеть, она обратилась к нему:

— А вы, господин Рене, не споете нам песню вашего родного края?

— Увы, сударыня, — отвечал Рене, — у меня нет родного края; я появился на свет во Франции, вот и все, что мне позволено помнить; и я не знаю, найду ли, порывшись в своей памяти, хоть одну сохранившуюся там песню; все отрады моего детства, все цветы моей молодости погублены тремя годами печали и зимней стужи; тем не менее я поищу сейчас в своей памяти и, если отыщу там несколько подснежников, сорву их. Простите меня, сударыня, за то, что, находясь подле ваших гостей, я не знаю песен, связанных с их славным ремеслом; после плавания, надеюсь, у меня не будет в них недостатка; пока же вот все, что я припомнил.

И голосом свежим и чистым, словно голос юной девушки, он пропел следующие строки:

Четыре следующих куплета имели такой же успех, как и первые.

— Господа, — произнес Сюркуф, — когда поет соловей, остальные птицы умолкают. Перейдемте в гостиную, где нас ждет кофе.

Рене поднялся, подал руку г-же Сюркуф и вместе с ней прошел в гостиную; едва он с поклоном оставил ее, к нему подошел Сюркуф, в свой черед взял его под руку и увлек за собой к оконному проему. Рене послушно пошел вслед за ним, выказывая всю почтительность, какую подчиненному полагается соблюдать в отношении начальника.

— Полагаю, мой дорогой Рене, — сказал ему Сюркуф, — что пришло время отставить шутки в сторону; скажите мне, чего вы от меня хотите и с какой целью искали встречи со мной; вы чересчур приятный малый, чтобы я не постарался, в меру своих возможностей, услужить вам.

— Я не желал и не желаю ничего другого, кроме как быть завербованным вами, капитан, в качестве рядового матроса и стать членом вашего экипажа.

— Но что могло вызвать подобную прихоть? Вам же не скрыть, что вы из благородной семьи, а ваше воспитание таково, что вы можете притязать на самые высокие государственные должности. Неужели вы не понимаете, в каком обществе вы намерены оказаться и какую работу будете там делать?