Эктор де Сент-Эрмин. Части вторая и третья - страница 34

— Простите, мадемуазель, — промолвил Сюркуф, — если докучаю вам расспросами, но я делаю это не из любопытства, а в надежде быть вам полезным. Будь ваш отец жив, я не позволил бы себе даже войти в вашу каюту.

Девушки переглянулись. Это были те самые презренные пираты, которых г-н Ревигстон обещал повесить, чтобы развлечь своих пассажиров.

Обе были озадачены. Никогда им не доводилось встречать даже у светских людей большей учтивости, нежели та, какую они увидели у этих двух корсаров.

Сюркуф обладал чересчур острым взглядом и чересчур тонким умом, чтобы не разгадать причины удивления своих очаровательных соотечественниц.

— Сударыни, — сказал он, — сейчас неподходящее время для того, чтобы задавать вам все эти вопросы, но я настроен как можно скорее внушить вам уверенность в новом положении, с которым вынудит вас смириться наша победа.

— Сударь, — ответила старшая из девушек, — это мы были неправы, задержавшись с ответом, и теперь сами умоляем вас задавать нам вопросы, поскольку вы явно лучше нас знаете, что мы должны сообщить.

— Одно ваше слово заставило бы нас удалиться, мадемуазель, — произнес Сюркуф, — и одно ваше слово удерживает нас. Вы сказали, что направляетесь в Рангун. Это в королевстве Пегу, по ту сторону Ганга. Я не поручусь, что могу препроводить вас туда, но заверяю, что доставлю вас и вашу сестру на Иль-де-Франс, где вам представятся наилучшие возможности для того, чтобы отправиться в Бирманскую державу. Если несчастье, произошедшее с вами, ввергло вас в денежное затруднение, то, надеюсь, вы окажете мне честь обратиться за помощью именно ко мне.

— Спасибо, сударь, но у отца должны быть векселя на довольно значительную сумму.

— Не будет ли нескромностью спросить вас, как звали вашего отца?

— Виконт де Сент-Эрмин.

— Так это он, мадемуазель, до тысяча семьсот девяносто второго года служил в королевском флоте, а в тысяча семьсот девяносто втором году вышел в отставку?

— Да, сударь, верно. Его взгляды противоречили тому, чтобы он служил Республике.

— Он принадлежал к младшей ветви. Главой семьи был граф де Сент-Эрмин, которого гильотинировали в тысяча семьсот девяносто третьем году, и два его сына тоже погибли за приверженность идее королевской власти.

— Вы знаете историю нашей семьи не хуже нас, сударь; быть может, вы скажете нам, что стало с его третьим сыном?

— Выходит, был еще и третий сын? — спросил Сюркуф.

— Да, и он исчез самым странным образом, в тот самый вечер, на который было намечено заключение его брачного договора с мадемуазель Клер де Сурди; в момент подписания договора жениха не смогли отыскать. Больше его никогда не видели и ничего о нем не слышали.

— Должен сказать, что я совершенно ничего о нем не знаю.

— Нас воспитывали вместе вплоть до его восьмилетнего возраста. В восемь лет он ушел в плавание вместе с нашим отцом и оставался с ним вплоть до девяносто второго года. Отозванный своей семьей, он покинул нас.

Больше мы никогда его не видели. Не случись Революции, кузен стал бы моряком, как мой отец.

Девушка попыталась подавить рыдания.

— Плачьте вволю, мадемуазель, — промолвил Сюркуф. — Мне жаль, что на время я стал преградой между вами и вашим горем. Я отведу «Штандарт», а точнее, отправлю его с временным капитаном на Иль-де-Франс, где он будет продан, но, как я уже имел честь сказать вам, у вас будет множество возможностей доплыть оттуда до Рангуна.

Сюркуф поклонился с глубоким уважением и вышел.

Рене последовал за ним; но, когда он уже стоял в дверях, ему показалось, будто младшая из сестер посмотрела на него так, словно хотела что-то сказать ему.

Он остановился, протянув ей руку.

Девушка машинально схватила ее, поднесла к губам и произнесла:

— Сударь, ради всего святого, добейтесь от капитана, чтобы тело нашего отца не выбрасывали в море.

— Я попрошу его об этом, мадемуазель, — ответил Рене, — но и вы вместе с вашей сестрой, в свой черед, окажите мне милость.

— Какую? О, вы только скажите, скажите! — в один голос воскликнули сестры.

— Ваш отец напоминает мне одного из моих родственников, которого я очень любил и которого никогда больше не увижу. Позвольте мне поцеловать вашего отца.