Эктор де Сент-Эрмин. Части вторая и третья - страница 44

Сюркуф, убедившись, как мы уже говорили, в том, что море пусто, отыскал глазами мыс Дьявола, после чего, уверенный в выбранном пути, взял курс на северо-восток, чтобы избежать мелководья; оставив за спиной у себя большие леса Саванны, а по левую руку — Белые горы, Фаянсовый утес и весь округ Флак и выйдя на траверз острова Амбры, он повернул на запад-северо-запад, чтобы обогнуть мыс Несчастья. Обогнув этот мыс и лавируя против ветра, дувшего с острова, он прошел мимо мыса Вакао и мыса Канониров и, наконец, прибыл в Порт-Луи. Туда с Сигнальной горы уже давно дошла весть о прибытии фрегата, брига и шлюпа, и потому холм госпитальной церкви, пристань Свинцовой Собаки и все то, что составляет мыс Сплетников, было покрыто зеваками, вооруженными подзорными трубами.

Корабли, как и ожидалось, бросили якорь у колокольного буя при входе в порт, чтобы принять на борту карантинного врача, о визите которого извещали сигналы; такой визит предварял разрешение на сношения с берегом; врача, как это было заведено, сопровождала целая флотилия лодок, которые привезли фрукты и всякого рода прохладительные напитки. Получив разрешение на сношения с берегом, Сюркуф, которого узнал и приветствовал целый флот гребных лодок, отдал приказ продолжить путь, чтобы бросить якорь у пристани Свинцовой Собаки; но, задолго до того, как он туда прибыл, его имя, подхваченное лодочниками и прокатившееся от шлюпки к шлюпке, пробудило у зевак самые возвышенные национальные чувства, и «Штандарт», «Призрак» и «Нью-Йоркский гонец» встали на причал под радостные возгласы толпы.

Всем известно, как легко на острове Иль-де-Франс высадиться на берег: в глубине закрытой гавани, примерно в одном льё от входа в нее, вы, словно переступая через ручей, переходите с борта корабля на пристань Свинцовой Собаки. Всего десять шагов, и вы оказываетесь на площади Губернаторства; вы проходите под окнами дворца, оставляя по правую руку от себя Интендантство и его великолепное дерево, единственное такое на всем острове; по улице Губернаторства идете в сторону Марсова поля и, не доходя до церкви, справа, напротив нынешней Театральной площади, обнаруживаете «Гранд-отель иностранцев».

Группа, подошедшая к дверям этой гостиницы, состояла из Сюркуфа, ведшего под руку Элен де Сент-Эрмин, затем Рене, ведшего под руку Джейн, и, наконец, Блеаса и нескольких младших офицеров, замыкавших шествие. Лучшие комнаты в гостинице отвели девушкам, которые тотчас же отправились к швее, чтобы заказать себе траурную одежду. Чувство утраты, понесенной ими, было все еще очень живо, но обстоятельства, в которых она произошла, постоянное зрелище бесконечного морского пространства, столь дружеское присутствие Рене, его рассказы, столь поучительные, столь захватывающие, столь разнообразные, — все это накладывало на рану сестер нечто вроде бальзама, который если и не исцелял ее, то, по крайней мере, делал ее менее болезненной.

Когда Рене спросил их, что они намереваются делать, сестры ответили, что появятся на людях не раньше, чем будет готова траурная одежда; пока Элен и Джейн находились на корабле, траур не казался им таким уж необходимым, но в городе им было стыдно показываться в одежде, не обнаруживавшей их скорбь и не отражавшей их печаль.

Однако при этом девушки заявили, что во время своей первой прогулки им хотелось бы посетить Пампельмусский округ.

Читатель уже догадался, по одному только названию Пампельмусского округа, что речь шла о паломничестве к хижинам из романа «Поль и Виргиния». Со времени выхода в свет романа Бернардена де Сен-Пьера, этой очаровательной идиллии, прошло к тому времени уже более пятнадцати лет, но, видимо, он нисколько не изгладился из памяти сестер, равно как и роман «Дафнис и Хлоя», переведенный с греческого языка.

Это сочинение принадлежит к числу тех, что прокладывают межу в обществе. Одни горячо принимают его, другие в ярости отвергают; это один из тех нравственных вопросов, за которые люди готовы сражаться, словно за вопрос личной выгоды.

Известно, что, после того как читка «Поля и Виргинии» в салоне г-жи Неккер произвела слабое впечатление, Бернарден де Сен-Пьер, исполненный сомнениями в отношении собственного таланта, был на грани того, чтобы отказаться от печати своей книги. Господин де Бюффон скучал, г-н Неккер зевал, Тома́ уснул.