Эль-Кано. Первый кругосветный мореплаватель - страница 19

. За Баратильо над всей этой суматохой вздымался собор, знаменующий собой торжество христианской веры. Знаменитая Хиральда[61], с которой всего за двадцать лет до этого муэдзины сзывали на молитву правоверных мусульман, теперь гудела от звона христианских колоколов; мавританская башня и католический собор стояли бок о бок, словно символы двух цивилизаций.

На другой день, после того как Эль-Кано давал в Севилье показания в пользу Магеллана, флотилии предстояло спуститься по Гвадалквивиру к Сан-Лукару[62], расположенному в устье этой реки. Уже несколько месяцев король всячески торопил отплытие, опасаясь, как бы его «дражайший брат», португальский король, не сумел воспрепятствовать экспедиции. Хотя провиант еще не был полностью погружен на корабли, флотилию следовало немедленно вывести из Севильи, где агенты дона Мануэля находили особенно благодатную почву для своих интриг. Они, по-видимому, были готовы на все. Магеллан едва не стал жертвой покушения, а кроме того, они сумели добиться отстранения его ученого товарища, Руи Фалейру. (Впрочем, большого труда это не составило: необузданный нрав Фалейру привел к тому, что король Карл назначил на его место испанца Хуана де Картахену — капитана «Сан-Антонио», самого большого из кораблей Магеллана.) Флотилию во что бы то ни стало надо было вывести из Севильи. Завершить приготовления можно было и в Сан-Лукаре.

И вот 10 августа, в день святого Лаврентия, Магеллан и двести шестьдесят пять его офицеров и матросов вошли в трианскую церковь Санта-Мария де ла Витория; там адмирал присягнул в верности своему государю и Кастилии, после чего ту же присягу принесли все его спутники. Затем капитаны поклялись в верности адмиралу. Это была торжественная и радостная церемония. Начиналось осуществление великого плана — они отправлялись на поиски пролива, который должен был открыть Испании путь к Островам Пряностей. У мола возвращения процессии ждали флагманский корабль «Тринидад» (110 тонн), «Сан-Антонио» (120 тонн), «Консепсьон» (90 тонн), «Виктория» (85 тонн) и «Сантьяго» (75 тонн). Их корпуса были ослепительно желтыми, крепкие руслени отливали черными бликами, бурые паруса блестели от ворвани, а на флагманском корабле пламенел пурпурный крест св. Иакова. Августовское солнце играло и на шелковых расшитых золотом знаменах, которые несли назад на корабли, и на богатых одеждах, в которые облеклись офицеры ради этого знаменательного дня.

Нам до последней рубашки известен гардероб, которым располагал Эль-Кано, когда он составлял свое завещание, и можно с уверенностью предположить, что на церемонии в Санта-Мария де ла Витория он присутствовал в лучшем своем наряде. Итак, представим себе его в плаще из серебряной парчи, в колете из алого атласа и золотистой тафты, в белых штанах, отделанных золотым галуном, в чулках, расшитых серебряной нитью, и в широкополой французской шляпе с щегольским плюмажем. (Не беремся объяснить, каким образом ему удалось уложить хотя бы десятую часть своего обширного гардероба в единственный сундук, который полагался штурману в плавании. Нам известно только, что Эль-Кано вернулся в Севилью на «Виктории», лишившись в пути почти всей своей одежды.)

В полдень увлекаемая легким ветром флотилия двинулась вниз по реке: пять гордых испанских кораблей, из которых лишь одному, если не считать дезертировавшего судна, было суждено вернуться на родину. Пять недель спустя, 20 сентября 1519 года, они вышли из Сан-Лукара; на них плыли серок офицеров и матросов из Страны басков, сто два моряка из других испанских провинций, сорок три португальца, двадцать пять итальянцев, семнадцать французов, четыре немца, пять фламандцев, шесть греков, два ирландца, один англичанин[63], один уроженец острова Мальорки и один — Азорских островов, а также шесть неевропейцев[64]. Им предстояло проникнуть далеко на запад и на юг, туда, где до них не бывал еще никто.

Глава II.

Мятежник

Флотилия направилась прямо к Канарским островам, где первое облачко омрачило горизонт, которому суждено было впоследствии стать непроглядно-мрачным и грозным, хотя его и озаряли великолепные зарницы несравненного мужества. Зрелище огнедышащей горы на Тенерифе