Эль-Кано. Первый кругосветный мореплаватель - страница 45
«Велики были свершения кораблей Соломоновых, но их превзошли подвиги флота его величества императора дона Карлоса; аргонавты Ясона, хоть и плавали среди звезд, на море не совершили ничего, что могло бы идти в сравнение с плаванием «Виктории», которую следовало бы сохранить в Королевском арсенале в Севилье как вечный памятник ее подвига. Опасности, муки, испытания и труды Улисса — ничто в сравнении с тем, что перенес и чего достиг Хуан-Себастьян. И посему император по заслугам дал ему в герб не диковинного или непобедимого зверя, а наш мир с надписью: «Primus circumdedisti me»[119].
Историк Овьедо добавляет в тоне пышной риторики той эпохи: «Ни один мореход не совершал ничего подобного этому со времен праотца Ноя».
Еще трем членам экспедиции были пожалованы гербы: Мигелю де Родасу, Мартину Мендесу и Эрнандо де Буста-менте, товарищу Эль-Кано. Но все эти награды бледнеют в сравнении с почестями, которые воздавали уцелевшим участникам экспедиции жители их родных городов. Когда один из них вернулся к себе в Италию, люди выбегали на улицу и смотрели на него с благоговейным страхом, как на существо иного мира. Один современник[120] сообщает: «Хуан-Себастьян и его товарищи привезли такие вести, что глаза на лоб лезут от зависти». (Отсюда видно, насколько величие подвига заставляло забывать, каких мук и трудов он стоил. Эти восемнадцать человек совершили неслыханное — объехали Землю, и в глазах всех остальных каждый из них был героем.)
Антониу де Бриту, португальский губернатор Островов Пряностей, в письме к королю Жуану III от 21 февраля 1523 года докладывал своему государю о плавании Магеллана, опираясь на сведения, полученные от моряков с «Тринидада», который сдался ему после неудачной попытки вновь пересечь Тихий океан и достичь Панамы. Де Бриту указывает, что «Виктория» — старый корабль, взятый на нее Провиант испортился и до Испании она может добраться только чудом. Наверное, он чрезвычайно изумился, узнав позднее, что к этому времени она уже давно пришла в Севилью. Но в одном он был прав: многим это действительно казалось чудом.
Что же получил сам Эль-Кано из груза пряностей, который за время его пребывания в Вальядолиде был передан в Севилье представителям Торговой палаты? По имеющимся сведениям, его доля составила в целом 22 арробы 16 фунтов, то есть 564 фунта. Общий же вес груза, проверенный трижды, составил 520 кинталов 23 фунта.
Были покрыты все расходы на снаряжение флотилии, составлявшие 8 751 125 мараведи, и еще была получена прибыль в 346 212 мараведи. (Как на деле был вознагражден Эль-Кано за эту прибыль, полученную короной, и за роль, которую он сыграл в открытии нового пути к Молуккам, мы увидим позднее.) Большая часть этих пряностей была продана в Антверпене. Своему брату, Фердинанду, австрийскому эрцгерцогу, император послал «птицу редкостной красоты с Молуккских островов». Это была та самая «райская птица», которую Эль-Кано преподнес своему государю. Как указывал Эль-Кано в письме к императору, он привез с собой образчики всех пряностей, которые нашел на Молукках, и те, кто их видел, «приходили в восхищение от запаха плодов, висящих на ветвях», а также с большим интересом разглядывали «туземный хлеб, выделываемый из мякоти пальм[122], сдобренный гвоздикой и вылепленный в форме кирпича». О том, как доволен был император вещественными доказательствами успеха экспедиции, свидетельствует следующий отрывок из письма, которое он написал 31 октября своей тетке Маргарите Австрийской:
«Армада, отправившаяся три года назад к Островам Пряностей, вернулась, побывав на этих островах, до которых не добрались португальцы, да и никто другой (тут автор письма, конечно, не имеет в виду острова Тернате, где уже обосновались португальцы. — М. М.). В доказательство этого один из наших кораблей вернулся, нагруженный гвоздикой и с образчиками всех остальных пряностей, таких, как перец, корица, имбирь, мускатный орех, а еще он привез немного сандалового дерева. Кроме того, Я получил изъявления покорности от Правителей четырех из этих островов…