Элегия для молодого лося - страница 6

— Маленькие вы мои, — протянул Пера. — Ты с ними, верно, уже встречался.

— Да, — сказал Косонен. — Это ты послал того, который взорвал ту штуку, похожую на авто?

— Ну, соседи должны друг другу помогать, не? Пустое. Суп вкусный.

— И что они рассказали тебе про Богов чумы?

Пера осклабился; в его ухмылке недоставало многих зубов.

— Когда Богов тут заперли, они стали драться друг с другом. Не хватило силенок наружу вылезти, вот. Должен был остаться только один, как в Горце. Голуби мне иногда картинки показывают. Кровь, кишки, взрывы, наниты жрали людей. Но в итоге они все вымерли, до единого. Теперь это моя личная игровая площадка.

Значит, Эса тоже мертв. Косонена удивило, как резанула его боль от потери, даже сейчас. Лучше, чем так. Он сглотнул. Что же, сначала нужно выполнить работу. Нет времени тосковать. Потом подумаю, когда вернусь домой. Напишу стихи. И расскажу Марье.

— Ну ладно, — проговорил Косонен, — я тут тоже... на охоту вышел. Твои маленькие приятели случайно не находили? Оно такое, сияющее. Если поможешь, отдам тебе весь суп, какой у меня при себе. И лосятину. И потом еще принесу. Как тебе такое предложение?

— Голуби что угодно разыщут, — ответил Пера, облизывая губы.

Голубятник шагал сквозь городской лабиринт, как по своей гостиной, в сопровождении тучи химерических птиц. То и дело одна из них опускалась ему на плечо и склоняла клюв к уху, словно шепча что-то.

— Поспешим, — сказал Пера. — Ночью не так плохо, но днем дома молодеют и начинают мыслить.

Косонен потерял всякое ощущение направления. Карта города отличалась от запомнившейся ему по тем временам, когда он последний раз сюда выбирался, по старым людским временам. Он предполагал лишь, что направляются они примерно к собору в историческом центре, но уверен не был. Ориентироваться по измененным улицам было все равно что блуждать по лабиринтоподобным извилистым венам какого-то огромного животного. Некоторые здания утопали в чем-то вроде черной жижи — она капала, словно нефть. Иные срослись воедино, образуя органического вида структуры из кирпича и бетона, перегородили улицы, вздыбили тротуар.

— Мы недалеко, — сообщил Пера. — Они видели эту штуку. Она светится, как хэллоуинская тыква, так они говорят.

Он захихикал.

Янтарный свет файервола усиливался. А еще стало теплее, и Косонен вынужденно сбросил свой старый свитер из Похьянмаа.

Они миновали офисный центр, преображенный в спящий лик — бесполый, как у статуй острова Пасхи. В этой части города ощущалось больше жизни: бегали сапфироокие животные, с карнизов глядели тощие кошки. Косонен заметил лису, которая перебегала улицу: животное глянуло на них разок яркими глазами и шмыгнуло в канализацию.

Они повернули за угол, где безликие люди, одетые по моде десятилетней давности, танцевали в витрине магазина, и увидели собор.

Здание разрослось до гаргантюанских размеров, господствуя над окружающими постройками. Оно напоминало муравейник из темно-красного кирпича с шестиугольными дверными проемами. И кишело жизнью. Коты с сапфировыми когтями льнули к стенам, словно тощие гаргульи. Вокруг башен носились стаи толстых голубей. Туда-сюда через распахнутые массивные двери шмыгали стайки азурнохвостых крыс, словно посланные с заданием боевые отряды. И насекомые: они были везде, наполняли воздух жужжанием, подобным звуку дрели, мельтешили плотными черными тучами, словно черные выдохи исполина.

— Ох, jumalauta[3], — вырвалось у Косонена. — Она что, здесь упала?

— На самом деле нет. Мне просто нужно было тебя сюда привести, — пояснил Пера.

— Что-о?

— Прости. Я соврал. Все получилось именно так, как в Горце. Остался только один. И он хочет с тобой поговорить.

Косонен тупо уставился на Перу. Голуби меж тем обсели его плечи и руки серым трепещущим плащом, ухватили Перу за лохмотья, волосы и кожу, вонзив острые когти в его плоть, и яростно захлопали крыльями. На глазах у Косонена Пера воспарил ввысь.

— Ты не обижайся, он мне просто предложил лучшие условия, — крикнул он. — Спасибо за суп!

И пропал в небе черным пятнышком, словно обрывок ткани.

Земля содрогнулась. Косонен упал на колени. Окна вдоль улицы налились ярким зловещим сиянием.