Елизавета Федоровна - страница 21
сделались и остались истинными христианами и полюбили и веру и церковь. Сколько было разговоров самых разнообразных, задушевных; всегда Мама выслушивала спокойно, давала время всё высказать и всегда находила, что ответить, успокоить, побранить, одобрить и всегда с возвышенной христианской точки зрения».
Много общавшаяся с императрицей А. Ф. Тютчева как-то заметила: «Она единственная из тех, кого я знаю, называет добро добром, а зло злом». И ещё одно наблюдение того же автора, позволяющее увидеть те черты характера Марии Александровны, что со временем передадутся Сергею: «Кажется, будто она уходит в себя, в собственный внутренний мир, чтобы спастись от мира внешнего, чуждого её душе».
Быстро усвоив язык и традиции своей новой родины, Мария Александровна стала настоящей патриоткой России. Она тратила огромные суммы на благотворительность, покровительствовала больницам, приютам, богадельням, институтам, гимназиям, училищам. Её усилиями было положено начало новому этапу женского образования в России, а покровительство Марии Александровны только что учреждённому в стране Красному Кресту позволило организации быстро превратиться в крупную общественно-государственную структуру.
Православие же покорило её целиком. Глубоко религиозная с детства, она всем сердцем полюбила русскую веру, явив собой образец благочестивой царицы. «Её хорошо можно было себе представить, — вспоминала Тютчева, — под монашеским покрывалом, коленопреклонённой под сенью высоких готических сводов, .объятую безмолвием, изнурённую постом, долгими созерцательными бдениями и продолжительными церковными службами, пышною торжественностью которых она бы с любовью руководила. Вот подходящая обстановка для этой души, чистой, сосредоточенной, неизменно устремлённой ко всему божественному и священному...» Похожие высказывания о жене Александра II встречаются и у других мемуаристов, иногда прямо называющих эту женщину святой. Искренние порывы её души проявились также в поездках на богомолье, в которые она брала с собой младших детей.
Старшие братья Сергея — Николай, Александр, Владимир и Алексей — составляли свой собственный кружок, куда «малышей», с которыми дружили, всё-таки не допускали. Гораздо ближе были сестра Мария и младший брат Павел, последний ребёнок Александра II, родившийся в 1860 году. С Сергеем они делили одну детскую комнату, вместе играли и гуляли. К обоим был приставлен в качестве воспитателя Дмитрий Арсеньев, по некоторым предметам они имели общих учителей. Несмотря на небольшую разницу в годах, Сергей всегда чувствовал себя старшим, а значит, ответственным за маленького Павла, или, как его называли в семье, Пица. Заботливость о брате будет проявляться и позднее, когда Павел станет взрослым и самостоятельным. Так, в начале восьмидесятых годов, после смерти родителей, Сергей постарается помочь Пицу перенести эту огромную беду, а спустя десятилетие окружит его трогательным участием и вниманием в связи со внезапным вдовством. Сам же Павел ещё с детства привык видеть в Сергее серьёзный авторитет. Он всё время тянулся за ним и, как отмечали окружающие, находился под его абсолютным влиянием.
День в императорском дворце начинался для царевичей с посещения матери. После приветствия, поцелуев и расспросов о здоровье следовало рассказать ей о своих сегодняшних планах, и если помимо обычных повседневных дел предполагались какие-нибудь новые, нужно было получить её (а иногда и отцовское) разрешение. Когда же намечалось развлечение в городе, характер такового тщательно проверялся воспитателем. Так, прежде чем вывезти Сергея в театр, Арсеньев наводил подробные справки о благопристойности спектакля и, только убедившись в этом, позволял Великому князю побывать на представлении. Подчеркнём, что такой порядок сохранялся вплоть до полного совершеннолетия воспитанника.
Занятия с учителями начинались в девять часов и после перерыва на завтрак и прогулку продолжались до шести часов вечера, когда во дворце подавали обед. Затем семья разделялась на своеобразные кружки, причём детей не допускали к досугу родителей. Только приглашение на чай позволяло вечером увидеть играющего в карты Папа и сидящую за рукоделием милую Мама, которая, не отрываясь от работы, слушала вместе с дамами какой-нибудь роман. Летом, когда выезжали в загородные дворцы, в распорядке появлялось едва заметное послабление — перед утренним кофе можно было погулять с отцом по Царскосельскому парку, а в два часа покататься вмести с ним в коляске. Те же радости дарила жизнь в подмосковном имении, к тому же там Сергея брали в гости к соседним помещикам. Но главная прелесть таких дней заключалась для него в общении с природой — среди романтических парков, зовущих к думам и грёзам, среди бескрайних полей и лесов, поражающих своим величием, его душа обретала наслаждение. Дополниться оно могло лишь при посещении Ливадии, недавно приобретённого императором имения на южном берегу Крыма, где море, солнце и горы создавали ещё один волшебный мир.