Елизавета I Австрийская - страница 30

Поначалу Франц Иосиф не отвечает на письма матери. Даже во время путешествия ему приходится разбирать государственные бумаги, в изобилии поступающие из Вены. Из-за этого ему приходится каждый день вставать в четыре часа утра и тратить все свободное время на выполнение обязанностей главы государства. Кроме того, люди вообще не склонны торопиться с ответом на неприятные письма. Но деваться некуда, и император все-таки садится за письмо. При этом он впервые берет на себя смелость возразить своей матери. Он настаивает на переселении детей. Кажущийся неопровержимым довод матери о том, что на новом месте детям не будет хватать солнца, Франц Иосиф практически оставляет без внимания и убедительно просит эрцгерцогиню Софию о том, чтобы она «снисходительнее относилась к Сиси и, несмотря на свою ревность, не забывала о том, что та, кроме всего прочего, еще и преданная супруга и мать»[65]. Далее он без всяких прикрас пишет матери о недовольстве супругов тем, что их дети фактически находятся в заточении в покоях эрцгерцогини, а также о том, что чрезмерная опека детей со стороны прислуги портит их, и это ему как отцу тоже не нравится.

Эрцгерцогиня София, получив письмо сына, приходит в ярость, она уже начинает понимать, что император медленно, но верно уходит из под ее влияния, и, похоже, не только в таких сугубо личных вопросах. В этом конфликте победа на стороне Елизаветы; глубоко уязвленной самолюбивой матери императора приходится уступить ей. В результате отношения между обеими женщинами становятся абсолютно невыносимыми. По существу, между ними начинается борьба за влияние на императора. Между тем ясно, что опасения Софии, вполне справедливые в отношении усиления личного влияния красавицы Елизаветы на императора, совершенно неоправданны в отношении политического влияния матери на своего сына. Елизавета ничего не смыслит в политике и, до поры до времени, даже и не пытается вмешиваться в эти дела, поэтому в своей государственной деятельности Франц Иосиф по-прежнему внимательно прислушивается к советам матери. Правда, особой пользы эти советы пока не принесли. Из-за недальновидной позиции Австрии в закончившейся в этом году Крымской войне окончательно испорчены отношения с Россией. А в недалеком будущем сбудется и мрачное предсказание русского посла барона Майендорфа, который уже в 1854 году по случаю своего отъезда из Вены заявил: «Мне жаль молодого императора, ибо своей политикой он так сильно обидел нас, русских, что теперь у него не будет покоя до самого окончания его правления»[66]. За время, прошедшее после данного высказывания русского посла, политика Австрии в отношении России не стала более дружественной. Но верно и то, что мечта эрцгерцогини Софии об объединении под эгидой Австрии всего семидесятимиллионного немецкого народа, как никогда ранее, далека от осуществления. Тем временем и внутри империи нарастает недовольство. Будущее представляется мрачным и неопределенным.

Ввиду неблагоприятного международного положения Австрии император Франц Иосиф начинает прислушиваться к советам своих приближенных, которые предлагают попробовать применить к непокорным народам Венгрии и Ломбардо-Венецианского королевства метод «душевного умиротворения». В Богемии и в Каринтии Франц Иосиф убедился в том, что его очаровательная супруга приводит всех в восторг, и надеется на то, что это сработает и в Италии. Елизавета согласна с планами императора, предстоящие поездки позволят ей отдохнуть от невыносимой обстановки дома. К тому же она имеет весьма слабое представление о положении в тех землях, куда ей предлагают поехать. Ее беспокоит только предстоящая разлука с детьми, особенно теперь, после такой трудной победы над свекровью. Ведь тогда они снова попадут в ее руки. Более того, Елизавета полагает, что режим, установленный для детей эрцгерцогиней, повредил здоровью ее дочери Софии. Вернувшись из путешествия в Каринтию, она обнаружила, что за время ее отсутствия девочка похудела и стала еще бледнее. В связи с этим императрица принимает решение, вопреки совету свекрови, взять старшую дочь с собой в Италию, оставив в Вене только крошку Гизелу.