Елизавета I Австрийская - страница 41

. Елизавета была бы рада помочь своему мужу всем, чем может. Думая о Неаполе, она не теряет надежды на то, что это королевство окажется на стороне Австрии, но забывает при этом о мощном французском флоте. Не успело пройти и трех месяцев после того, как ее сестра вышла замуж за неаполитанского кронпринца, как вдруг 22 мая умирает король Фердинанд II и Мария становится королевой. Однако и она не может ничем облегчить тяжелое положение, в которое попал Франц Иосиф.

Внешне в жизни Елизаветы как будто ничего не изменилось, она по-прежнему живет в привычном ей Лаксенбурге, но при этом почти не ест и не спит и целыми днями, обычно в полном одиночестве, ездит верхом. Иногда ее при этом сопровождает шталмейстер Генри Холмс, которому она симпатизирует и который в совершенстве владеет искусством верховой езды. Однако эрцгерцогиня София считает, что это не к лицу императрице и просто замужней женщине. Очевидно, она поделилась своими сомнениями с сыном, и тому приходится ломать голову не только над проблемами ведения войны, но и над этой неожиданной семейной проблемой. «Я тут поразмыслил над твоим увлечением верховой ездой[90]. — пишет он жене, — и принял следующее решение. Я не могу разрешить тебе ездить верхом наедине с Холмсом, потому что считаю это неприличным». В качестве сопровождающего вместо Холмса Франц Иосиф предлагает своего старшего егеря. Каждое письмо императора, написанное во время войны, содержит многочисленные уверения в любви. «Мне не хватает слов для того, чтобы передать всю силу моего чувства к тебе… Я постоянно думаю о тебе, мой ангел… Я тебя безумно люблю». «Моя дорогая, моя несравненная Сиси… ты моя единственная отрада…» Эти и подобные им слова встречаются в письмах Франца Иосифа буквально на каждом шагу. Елизавета по-прежнему уверена в том, что в минуту опасности она должна быть рядом с мужем. Чтобы преодолеть свою нервозность, она ездит верхом с утра до вечера, а недавно, к ужасу Франца Иосифа, даже начала совершать прыжки на лошади. Новые неутешительные сообщения с театра военных действий ввергают Елизавету в панику. Она уже потеряла всякую веру в генералов австрийской армии и опасается, что император и вся главная квартира окажутся отрезанными в Вероне от основных сил. Она скачет без передышки из Лаксенбурга в Веслау[91] и обратно. Никакие уговоры императора, называющего это форменным безумием, не помогают. «Обещай мне, что ты не будешь этого больше делать, — пишет он ей накануне битвы под Сольферино, не упоминая ни одним словом о предстоящем сражении. — В противном случае ты можешь переутомиться и сильно похудеть». Через два дня приходит печальное известие о проигранной битве: «Мне пришлось отдать приказ об отступлении… Я скакал под проливным дождем в Валеджио, а оттуда — в Вила-Франка. Там я провел ужасный вечер среди множества раненых, беженцев, телег и лошадей… Такова грустная история одного отвратительного дня, в течение которого было сделано много полезного, но счастье все равно не улыбнулось нам. Теперь я набрался опыта и испытал на себе чувства генерала, проигравшего сражение… Я здесь пробуду до тех пор, пока войска не закрепятся на новых позициях и не будут сделаны необходимые приготовления на будущее, затем я помчусь в Вену, где меня ждут государственные дела. Я уповаю только на то, что, может быть, скоро увижу тебя, мой ангел. Можешь представить себе, как я рад этому… Любящий тебя Франц»[92]. Опасаясь того, что его единственная и неповторимая Сиси слишком тяжело будет переживать все случившееся, он просит свою жену: «Ты должна не поддаваться отчаянью, а, так же как я, полагаться на Божье провидение, которое все поставит на свои места. Господь строго наказывает нас, а впереди нас ожидают еще более тяжелые страдания, которые мы обязаны сносить безропотно и целиком отдаваться исполнению своего долга».

Поражение в Италии сказывается и на обстановке в Венгрии. Здесь зашевелились радикальные элементы, словно учуявшие, что настал подходящий момент для достижения их целей. Елизавете, которая организовала в Лаксенбурге госпиталь для раненых и большую часть дня проводит там, становится известно об этом. Теперь она понимает, что терпит провал та политика, ответственность за которую, пусть даже в меньшей мере, чем думает Елизавета, несет ее свекровь. Незаметно для себя Елизавета теряет остатки уважения к этой женщине, которое в последнее время держалось только на уверенности в ее политической дальновидности. Становится очевидным, что эрцгерцогиня София и все ее сподвижники, которых она ввела в ближайшее окружение императора, просто не способны справиться с ситуацией, и даже более того, поставили под угрозу судьбу государства, династии и тем самым судьбу ее мужа и детей. Елизавета убеждена, что никакие жалобы и стенания не помогут, и видит свою задачу в том, чтобы в тот момент, когда все прочие политические советники вышли из доверия, дать мужу свой совет. Озабоченная позицией Венгрии в продолжающейся войне, она советует Францу Иосифу как можно скорее вступить с Наполеоном в переговоры о мире. Однако и тут в ней дает себя знать женщина и супруга: «Не забыл ли ты за всеми этими событиями обо мне? Любишь ли ты меня еще? Если забыл и больше не любишь — тогда все остальное не имеет значения». — «Но, моя дорогая, — отвечает ей Франц Иосиф, — ты же знаешь, как я скучаю по тебе и как сильно я люблю тебя, даже несмотря на сомнения, которые ты иногда высказываешь в своих письмах. Я с огромным нетерпением жду того момента, когда снова смогу обнять тебя. Умоляю тебя, успокойся и не трать свои нервы даром… Твоя затея с госпиталем в Лаксенбурге просто великолепна. Прими за это мою искреннюю благодарность. Ты мой добрый ангел и очень помогаешь мне. Крепись и набирайся терпения, будет и на нашей улице праздник…»