Элла - страница 13

— Папа, отпусти меня.

Он оттолкнул ее руки.

— Убирайся в свою комнату!

Когда Элла добралась до двери, отец стоял на коленях, обшаривая ковер. Она протиснулась мимо матери и Фрэнка, стоявших в холле, ринулась наверх и упала, свернувшись калачиком, прижимаясь спиной к двери, и зажав пульсирующие болью ладони под мышками. Она тихонько всхлипывала, стараясь, чтобы внизу ее не услышали.

Пролежав так минут двадцать, глядя время от времени на темнеющие на ладонях багровые рубцы, Элла услышала голос брата:

— Элли! Элли!

Она ответила не сразу.

— Ты там, Элли? Папа не сделал тебе больно, нет?

— Со мной все нормально, — прошептала она в ответ.

— Фрэнк! Чем это ты занимаешься? — раздался голос матери.

— Я иду в туалет, мам.

— Отец велел тебе не ходить к Элле, и не разговаривать с ней.

— Я не собирался, мама.

Элла услышала его торопливые шаги и звук спускаемой воды, чтобы оправдать эту маленькую хитрость. Через несколько секунд под дверь просунулся сложенный листок бумаги, и пол задрожал от топота спускавшегося по лестнице Фрэнка.

Круглая рожица с двумя точками вместо глаз, и бананом на месте улыбающегося рта, была нарисована на выдранном из блокнота листке. Она знала, что это значит: «Don’t worry, bе hарру». Любимая песенка Фрэнка. Он терпеть не мог, когда Элле бывало плохо.

В этом весь Фрэнк. Грустить для него значило просто зря терять время. Когда Элле было грустно или плохо, он потихоньку вытаскивал из кошелька Джульетты тридцать пенсов, и покупал сестре батончик «Марс» в лавочке на углу. Обычно это срабатывало. Когда над домом нависали тучи, и бодрость была не к месту — а так чаще всего и бывало, — Фрэнку приходилось сидеть тихо и помалкивать. Его это ужасно доставало. Ему было всего семь, но иногда Элла видела, как он вцепляется обеими руками в свои непослушные кудряшки, и дергает их, сходя с ума от постоянного молчания. Когда Джульетта впадала в уныние, он ловил ее руки и приплясывал вокруг, пытаясь расшевелить ее. Ему необходимо было вопить и носиться сломя голову двенадцать часов в сутки, но его матери даже смотреть на него было утомительно.

Когда родители ссорились, а Фрэнк сидел угрюмый и неподвижный, Элла слышала, как в нем нарастает не находящая выхода энергия. Слышала буквально, как скрежещущий рокот, вроде радиопомех, которые появляются вблизи работающего электрогенератора. Фрэнк и был таким генератором: Кен говорил, что к этому мальчишке можно лампочку подключать, и, возможно, он был не так уж далек от истины.

Иногда, закрыв глаза и мысленно сконцентрировавшись, Элла могла увидеть образы, которые видел ее брат. Она порой пользовалась этим, когда скучала по нему — когда они были на уроках в разных школах, или когда Фрэнка посылали в лагерь скаутов. Просто чтобы знать, где он и что с ним. У нее даже был для этого особый способ — она представляла себе телеэкран. На этом экране, как фильм, пущенный наоборот, возникали образы того, что Фрэнк видел перед собой. Если он был в школе, появлялось лицо учителя, учебники на столе, затылки его одноклассников. Если он был на стадионе, она видела летящий мяч, и слышала возгласы брата.

Однажды, когда Джульетта разволновалась из-за того, что Фрэнк опоздал домой, и ни у кого из знакомых его не оказалось, Элла заглянула в свой мысленный экран и увидела воду, а где-то раздавались крики. Она и сама перепугалась, но вдруг поняла, что Фрэнк просто в бассейне. Оказалось, он пошел на тренировку с командой шестого класса: Фрэнк отлично плавал, наравне со старшими. Джульетта не поверила дочери, и даже не захотела звонить в бассейн, чтобы проверить то, о чем та говорит, — но когда Фрэнк явился домой с влажными волосами, Джульетта во всем обвинила Эллу.

— Ты знала! — кричала она. — Он тебе сам сказал. Тебе просто нравится смотреть, как я тут на ушах стою!

Фрэнка не наказали. Ему частенько грозили наказанием, но это так ничем и не заканчивалось. Он научился выглядеть перепуганным, но на самом деле не обращал на всё это никакого внимания. Эллу же, напротив, наказывали часто и без предупреждения. Иногда, как сегодня, Фрэнк прокрадывался к ней, и нашептывал полуутешения-полуизвинения. Он-то знал, что не получает причитающейся ему доли наказаний, — что ж, нельзя сказать, чтобы он из-за этого переживал, но и не радовался, когда ей было больно.