Эльмира Нетесова Мгновенья вечности - страница 9

стр.

Выслушав Сазонова, качнул головой, досадливо поморщился и сказал:

— С Аллой Федоровной кто только не ругался. Гром-баба, одно званье ей. Грубиянка! Но она не соврала. У нее и впрямь вдвое больше детей. Куда еще брать? Их в коридоре не разместишь. Это же дети! Опять же накормить, одеть, обуть надо всех. А где на все деньги взять? Дают копейки, ни на что не хватает. Ремонт детдома уже восемь лет не делали. Здание все потрескалось, облупилось, крыша протекает, полы прогнили. А какое постельное белье, занавески, мебель, даже вспоминать не хочется. Сколько я писал, просил, звонил, все без толку! У нас забота о детях только на бумаге. А какие зарплаты у работников? Вслух сказать, что выругаться. А работа адская. Никто не соглашается туда идти, каждому себя жаль становится.

— У нас не лучше. Такая же ситуация! Вон на прошлой неделе ударили ножом оперативника, в ресторане драка поднялась. Мой сотрудник еле выжил. Теперь и не знаем, сможет ли в милиции работать, да и захочет ли вернуться. Ведь тоже двоих детей имеет. А получает гроши! Всем теперь трудно, хоть вашим или моим ребятам. А эта Алла Федоровна еще и оскорбила сотрудников!

— Они в долгу у нее не остались. Звонила мне, рассказала все и снова просила отпустить по собственному желанию. Я бы и рад, но заменить некем. Вот и уговариваю ее. Куда деваться, детей без присмотра не оставишь. Алла Федоровна у них главный командир. Воспитателей, уборщиц, повара заменяет, сама за дворника, короче, от скуки на все руки. Где вторую найду, равную ей? А ведь больная женщина. Сердце ни к черту, сахарный диабет, потому такая полная стала. Я ее с детства знал, моя одноклассница, первая любовь, потому, удается пока уговорить погодить с увольнением. Другого слушать не станет.

— Да, но ребенка нужно устроить. Иного выхода нет. Не могу я приказать своему сотруднику взять в свою семью чужого пацана. Это уж слишком! В другой раз никого не заставишь пожалеть, остановиться и подобрать ребенка. Всяк о себе подумает. Я понимаю ваши проблемы, они у нас сходные, но как-то решайте вопрос,— устало отозвался Сазонов.

— Трудно это сделать. Честно говоря, пытался уговорить Аллу Федоровну. Ничего не получилось. Она уже многим отказала. Поверьте, не из вредности, нет возможности. Что тут говорить, если во всех кабинетах живут дети. И каждого ребенка жаль. Не возьми его, что с ним будет? Не поставишь ли эту жизнь под угрозу? Все это мы понимаем, но возможности не резиновые. Нужно в другой приют обратиться, где полегче с местами. Мы в этом году отправили в интернат сорок детей. А за неделю вдвое больше поступило. И все круглые сироты. Только у двоих матери лишены родительских прав. Сами понимаете, к ним детей не вернешь.

— Все понимаю, но чтобы вы сделали на моем месте? Привезли бы нашего найденыша и оставили бы у ворот. Вот тогда его вынуждены были б взять! И место нашлось бы тут же! — сказал Сазонов.

— И такое уже было! — признал куратор, опустив голову, отвернувшись в сторону, продолжил глухо:

— И не стыдно нам, мужикам? Ведь вот у Аллы Федоровны из четверых детей только один родной. Трое приемные. Сама растит, без мужа поднимает на ноги. Тот алкашом оказался. Выгнала, чтоб у пацана последний кусок хлеба не отнимал. Взяла участок земли, сама разработала его, говорит, что весной цыплят купила. Теперь выросли, уже несутся. На своих четверых хватает. А ведь тоже от ворот взяла, подкинутых и брошенных. Не смогла оставить за забором. Не выдержала, вот вам и хамка! Одного совсем маленьким взяла, едва ходить начал. Только в этом году в школу пойдет.

— Ну, ей же государство помогает, платят за приемных?

— Она их усыновила. Всех троих! Потому, ничего не получает. Да и не ради выгоды взяла в семью! Своими признала. Я их видел. Хорошие мальчишки. Дружные, работящие, помощниками стали. И все на одно лицо, словно сама родила каждого. Ну что? Еще одного ей подбросите? Она возьмет, домой, к себе, не даст погибнуть. Но вот самим как быть? Женщины народ жалостливый, но недолговечный.

— Ну, а если б самому пришлось оказаться в такой ситуации, как бы из нее вышли? — спросил Сазонов.