Емеля - страница 14
— Ах ты… Герострат маринованный! На наш генофонд руку поднимаешь!? Ах ты… лягушка французская!!!
— Попрошу не вмешиваться! — пытаясь не выказывать страха, говорил Дантес.
— Емелю не трожь!!! — ревет Байкер, — Он мне как брат родной!!!
Короче, схватил разъяренный Байкер этого самого Дантеса за грудки, поднял в воздух и начал вертеть им над своей лохматой головой. Дантес только руки ноги в стороны раскинул, «Ма-ма-а!» сказать не успел.
Руки и ноги его уже вращались в воздухе, как лопасти вертолета.
Тут японцы со всех сторон со своими камерами набежали. Вспышки, вскрики, толкотня. Даже ручной Медведь не выдержал. Влез на бочку, стукнул себя в грудь лапой и ка-ак заревет на всю ярмарку:
— Р-р-ребята-а!!! Наших бью-у-ут!!!
Все смешалось в царском дворце. Факсы, принтеры стучат, словно взбесились. Оба референта навытяжку перед Царем стоят. Бледные, как чистые листы бумаги. Дело-то нешуточный оборот принимает.
До Царя, естественно, дошли слухи о разборке на ярмарке. Не могли не дойти. Уже международным конфликтом пахнет. А там… Лучше о том не думать!
— Надо этого Емелю… послать! — грозно молвил Царь.
— Куда? — дуэтом спросили референты.
— Куда подальше. Справитесь?
— Элементарно!
— Чтоб все по закону. Горячие точки в государстве есть?
— Сотворим. Запалим, — ответили референты.
— Желательно отправить его… за пределы.
— Без проблем, государь.
— Какие предложения?
— Типа, пойди туда, сами не знаем куда! — быстро сказал первый референт.
— Как бы, принеси то, сами не знаем чего! — добавил второй.
— Именно. Но чтоб все по закону. Закон строг, но он закон! — мрачно сказал Царь. Помолчав, добавил, — Осилите?
— Легко! — дуэтом ответили референты.
— Если с моей стороны помощь потребуется. Ну, там… Постановление, какое или что. Указ. Информационная поддержка. Обращайтесь!
Наша бедная несчастная Несмеяна, как прослышала, что ее ненаглядного Емелю отправляют неведомо куда, неведомо зачем, просто взбеленилась вся. Всю посуду на царской кухне переколотила. Ворвалась в кабинет царя, бросила в лицо тирану:
— Обидеть Емелю может каждый! — гневно заявила она.
Вышла из кабинета и изо всей силы хлопнула дверью. Даже референты в темных очках вздрогнули. И выразительно переглянулись.
Но через мгновение Несмеяна опять появилась в дверях. Одним пальчиком она осторожно придерживала ставший уже традиционным кусок лейкопластыря на носу.
— Немедленно отмени дурацкий закон о Емеле!
— Не могу, дочка, — развел руками в стороны Царь, — Что написано пером…
— Емеля — поэт!
— Дочка! Рифмовать — дело нехитрое, — усмехнулся Царь, — Так и я могу! Речка, печка, свечка, колечко…
— Колечко, крылечко, сердечко… — дуэтом мгновенно подхватили референты.
— Молча-а-ать!!! — гневно вскричала царевна Яна, — Емеля — талант! Умом Емелю не понять! Отправлять поэта в ссылку, неведомо куда, неведомо зачем!? Так поступали только законченные тираны!
— Дочка! Все путем. Потерпи! Не обижайся! — попросил Царь, — Сама знаешь, на обиженных воду возят.
— Дочь царя, Несмеяна, не обижается, — нейтральным тоном ответила Несмеяна. И вдруг загадочно улыбнувшись, добавила, — Она мстит!
— Моя порода! — довольно улыбнулся царь, как только дверь за ней закрылась.
И все затихло в царском дворце. Где недавно звонкий смех звенел или пререкания, скандалы всякие, теперь тишина оглушительная. Нехорошая тишина.
Как стемнеет, по коридорам даже летучие мыши порхают. Совсем плохо дело.
С того дня Царевна Яна окончательно впала в эту самую депрессию. Можно сказать, бесповоротно. Сидит неподвижно в кресле, даже никаких книг не читает. В шаль, теплую кутается, как старушка. Неподвижным взглядом в окошко смотрит.
А за окном тоже все по-прежнему. Никаких новостей. То яблоки с веток падают, то желтые листья кружатся. Потом огромные капли дождя, да темные тучи.
Чуть посветлеет, это белые хлопья снега медленно падают с неба. Падают, падают…. И так до бесконечности. По кругу.
А Яна все сидит в кресле у окна. Только изредка поеживается под теплой шалью. Все неподвижным взглядом смотрит куда-то за линию горизонта.
Царь не шутку озаботился состоянием дочери. Срочно созвал всех приближенных. А их у него, честно говоря, всего-то, раз, два и обчелся. Два референта, да Клара.