Эмпузион - страница 33
- Женщина представляет собой минувший и низший этап эволюции, так пишет герр Дарвин, а ведь ему есть что сказать по этой проблеме. Женщина является как бы, - Лукас подыскивал подходящее слово, - эволюционным тормозом. В то время, как мужчина двинулся вперед и приобрел новые умения, женщина осталась на старом месте и не развивается. Потому-то женщины бывают социально неполноценными, они не способны самостоятельно справиться и потому всегда должны опираться на мужчину. Они обязаны производить на него впечатление. Манипуляциями, улыбкой. Улыбка Моны Лизы – это символ всей стратегии эволюционной попытки справиться с проблемами. Соблазнение и манипуляция.
И уже через мгновение, несмотря на крутую тропу и запрет разговаривать во время физических усилий, беседа перескакивала на новые рельсы и вновь становилась бурной. Потому что по вопросу женщин у каждого было что сказать.
Сейчас голос взял Фроммер. Он говорил, часто останавливаясь и рисуя тросточкой на песке какие-то невидимые фигуры. По его мнению, в этой округе творились крайне особенные вещи. Он подчеркивал, что все это обнаружил в архиве Бреслау, что во всем этом нет ни грамма выдумки. Он рассказывал, что окрестные земли были свидетелями резкого столкновения двух религиозных лагерей. Реформация нашла здесь стабильный аванпост в недалекой Чехии, но и по нашей, прусской стороне многие высказались за нее – крестьяне, мещане, но, прежде всего, землевладельцы и феодалы. Один из них, фон Штиллфрид, когда власть снова перешла в руки католиков, за участие в "чешском мятеже", как его здесь называли, был осужден на утрату всего лена и половины наследного имения. Весьма чувствительное наказание! Чтобы спасти свое имущество, он вновь перешел в католицизм, и, как оно частенько в таких ситуациях бывает, сделался святее самого папы римского. В религиозном католическом возбуждении он начал выслеживать всяческие отступления от святой веры Церкви, всяческие ереси, а прежде всего – язычество. Это он разжег преследование еретиков в округе, и хотя сам проживал в замке в Нойероде, влияние его распространялось вплоть до Вальденбурга с одной стороны и до Глатца с другой.
Так вот, ранней весной 1639 года этот Штиллсфрид осудил на смерть за колдовство, после несколькодневных пыток, Еву Бернхард и Анну Тифф. Да, Фроммер запомнил их имена и теперь сообщал их с некой удовлетворенностью, поскольку был серьезным историком, хотя и любителем. Еву допрашивали в апреле, в основном, ее расспрашивали про шабаши ведьм на горе Гомоле по чешской стороне. Ева назвала всех известных себе женщин, и даже тех, о которых только слышала или знала по виду со всей округи, в том числе и с чешской стороны – Барбару Брандс из Костенхаль и Дороту Майснер из Браунау, а так же женщин из Нидер Вюстегерсдорфа и Гёрберсдорфа.
Еве отрубили голову и сожгли в Нойероде, Анна же костра не дождалась – поскольку умерла в тюрьме от ран, полученных в ходе пыток.
Похоже, что судьи почувствовали кровь, словно идущие по следу псы, и теперь всякая женщина казалась им замешанной в колдовство. И если глядеть на горы и на лес, на мох и камни, а в особенности, если подняться на Гомолу и увидеть крупнейшую дыру в земле, откуда на шабаши приходил сам дьявол, можно было набраться уверенности, будто бы эти места притягивают женщин, ибо от рождения они морально неполноценные, А сюда они сходились, чтобы избавляться от плода, варить ядовитые микстуры, бросать сглаз на невинных. Теперь женщины чувствовали на себе внимательные взгляды священников, судей и их помощников. Даже сосед был врагом. А возможно, даже брат или муж.
Летом в деревнях по обеим сторонам границы воцарился такой страх, что женщины бросили собственные семьи, обязанности и сбежали в горы. Как будто бы их заколдовал звук дьявольской флейты.
- Деревни опустели, коровы стояли недоеными, дети плакали от голода, огороды зарастали сорняками, одежда обтрепывалась, в ней появлялись дыры, - Фроммер будто в трансе перечислял все эти ступени упадка мира, - печи стояли холодными, запасы гнили, собаки и кошки дичали, овцы зарастали шерстью…